Форум » Glimpses of the past » Улицы Лондона, 13 сентября 2023 » Ответить
Улицы Лондона, 13 сентября 2023
Fate: Улицы Лондона. Те, что дальше от центра.
Джейсон Рихтер: 12:00 Рихтер спокойно сидел в машине и старался не смотреть ни на что. еще на три, пять минут забыть, что жизнь его, тело, мозги и, душа, если хотите, принадлежит государству. Еще пять минут тишины и покоя. Джейсон не торопил Кевина, позволив тому погрузиться в, судя по мимике, воспоминания, а не мысли о будущем. Макгваер явно вновь переживал что-то из своего темного прошлого и Рихтер считал себя не в праве его тревожить. на последовавшую за несколькими минутами молчания сентенцию о секретности и шпионах, рихтер ответил ухмылкой. - Взломщиков звать не придется - шеф пароль знает, он стандартный для такого рода отчетов. - хмыкнул Рихтер. Пароль для электронных отчетов по таким операциям действительно формировался стандартным способом - он был простым, но длинным. Дата рождения исполнителя, дата рождения объекта, и дата акции - 24 цифры, мало кому кроме исполнителя и куратора операции известные. Фраза про "прячемся" неприятно резанула по уху Рихтера, что на долю секунды отразилось на его обычно спокойном лице. - Мы не прячемся, ни в коем случае не прячемся. Я просто не хочу пугать обывателей. - сухо закончил он объяснение.
Кевин: 12:02 Кевин уже и сам сообразил, что сморозил откровенную глупость. Всё сегодня шло не так. Меньше всего ему хотелось, чтобы его личные «тараканы» становились общественным достоянием. (А ведь были эти самые «тараканы», как он ни гонял их по углам, стремясь изжить, выжечь из своего разума любыми доступными и недоступными способами. И всё равно они прорывались наружу, просто мечтая, чтобы кто-то заметил торчащие из закоулков рыжие усы…) Можно было бы объяснить странный вопрос хроническим недосыпом и стрессом этой ночи, но оправдываться и объяснять свои слова было бы ещё большей глупостью. Поэтому Кевин просто кивнул. - Ну да, конечно. Простите, я вас задерживаю. «Никогда не доверяй людям то, что на самом деле делается в твоей голове! – Эту фразу Макгвайер повторял себе не раз и не два. – Чем меньше о тебе знают – тем лучше. Пусть думают, что ты – полный примитив, ни о чём не думаешь, кроме работы, что у тебя нет личной жизни, нет привязанностей, увлечений – ничего. Какое тебе дело до того, что именно думают другие люди о тебе лично? Ты не перестанешь от чужих мыслей быть самим собой. А вот если начнёшь трепать языком – тогда точно кому-нибудь захочется сделать так, чтобы ты собой быть перестал». Кевин посмотрел на майора. Просто посмотрел. Сохранять на лице слегка отсутствующее выражение он давно научился. - Могу я поговорить с вами откровенно, майор? – спросил он, неожиданно даже для самого себя. – Это не займёт много времени.
Джейсон Рихтер: 12:03 Джейсон удивленно воззрился на Кевина. Давненько ему не задавали подобных вопросов. Возможно, просто некому было, или еще что-то - сам Рихтер не знал. Но такой хрестоматийной фразы он никак не ожидал. - Кевин, несмотря на то, что мы с вами работаем в организации, где зачастую откровенные разговоры могут считаться опасными и быть переданы дальше, я думаю вы меня знаете и знаете, что я всегда выполняю то, что от меня требуется но никогда не пытаюсь кого-то подставить, сообщив наверх то, что услышал, даже если услышанное может быть опасно. Я считаю подобные игры в испорченный телефони заверяю вас, чтобы вы не сказали, даже если вы сейчас скажете, что вы и есть тот самый "V", это останется между нами. Поэтому говорите, сейчас, возможно, самое подходящее время, поскольку другие слушатели могут оказаться не столь благодарными как я.
Дарел: 14:35 – Я вам не сказал? – вежливая улыбка, адресованная Иви, закончилась удивленным движением брови вверх. – Простите, эти телефонные разговоры порой так отрывисты и неудобны. Руководство «Вперед, Англия» попросило мое министерство о служебном расследовании деятельности «Эксилиума». Чтобы окончательно расставить все точки над «i» и пресечь порочащие партию слухи. Мой приезд сюда – личная любезность в адрес леди Вельгот. А ваш приезд сюда – личная любезность мне, мисс Хаммонд. Упражнения в двусмысленностях забавляли. «Любезность», которую он намеревался оказать железной леди, она ему вряд ли простит. Хотя, разумеется, все зависит от процента правды в содержании этой вот солидной папки с отчетами и заключениями «на публику». – Вот ваши пропуска, они вам понадобятся, - Дарел протянул Иве карточки, одну для неё, вторую для оператора. И добавил, по ходу меняя тему разговора. - Я сейчас проезжал через Вестминстерский мост, полюбовался юным садом на месте руин Парламента. Временному правительству не хватило средств ни на что, кроме бульдозеров, земли и саженцев, хотя «Вперед, Англия» и тут подсуетилась. В мэрии готовят проект реконструкции центральной части Лондона. А мне как-то не хватает Биг Бена… Ричарсон рассеянно пожал плечами. – Скажите.. Если это не слишком личный вопрос… Что из себя представлял господин «Ви»? Вы, говорят, знали его лучше многих.
Иви: 14:36 «Сама Железная Леди? Не могу поверить, что ее так переполошил мой вчерашний репортаж, чтобы уже сегодня она просила не кого-то там, а министра (!) лично провести расследование. Кажется, я разворошила осиное гнездо, сама того не замечая. Подумать только, как одно мое предположение смогло напугать «Вперед Англию»! Да... сюрприз на сюрпризе. Неужели я так не ошиблась в своих догадках?» Иви взяла протянутые карточки и даже не взглянула на них – причин сомневаться, что мистер Ричардсон все сделал как полагается, не было, тем более, что это было в его же интересах. - А по Олд Бейли вы не скучаете, - хмыкнула молодая женщина. Ей вспомнился тот вечер, когда она пошла в гости к Гордону. Как давно это было – совсем в другой жизни. Напуганная девочка Иви умерла давно. Рубикон перейден и забыт. Вопрос же о “V” пробудил другие воспоминания – о другой ночи пятого ноября, когда уже она нажала на рычаг, пуская поезд под здание Парламента. Вспомнился ответ на тот же самый вопрос, но заданный совершенно другим человеком, тогда таким же едва знакомым. Повторять его сейчас мисс Хаммонд не стала. - Он был надеждой. Надеждой на то, что все может быть по-другому. Иви понимала, что мистер Ричардсон спрашивал о другом. Но о “V” как о человеке она и сама почти ничего не знала. Она могла только предполагать, каким он был до того как надел маску, до того, как сам для себя перестал быть человеком, превратившись в орудие возмездия.
Кевин: 12:06 «Тот самый «V»… Ну, это вряд ли. Но кто на самом деле?..» Кевин понял, что не знает, с чего начать. Может быть, майор Рихтер был подарком судьбы. Потому что не будучи его непосредственным подчинённым, Кевин и не рассчитывал, что однажды удастся просто поговорить. Ну не придёшь же к чужому начальнику и не скажешь: «У вас не будет минутки, а то мне поговорить не с кем?». Другое дело, действительно ли это так необходимо? Макгвайер сам не заметил, каким нервным жестом провёл ладонью по обмотанному кожей рулю автомобиля. - Я не уверен, что понимаю, что сейчас происходит, - сказал он, глядя куда-то через капот машины. – Сегодня ночью арестовали толпу народа… А я думал: неужели когда-то я был одним из них? Мне ведь ни разу в голову не приходило хоть попытаться добраться до своего собственного «Дела» и понять, что меня лично могло связывать с такими вот людьми. Я никогда и не пытался переспрашивать: а что конкретно сделал Кевин Макгвайер? А сегодня… Сегодня я понял, что должен это знать. Наверное должен, - добавил Кевин не слишком уверенно. – Вот послушайте, - он повернулся к майору. – Государство как таковое – это всегда аппарат принуждения. Такова суть государства вообще. Потому что именно государство устанавливает определённые рамки, за которые человек не должен выходить. Но если государство – это изначально аппарат принуждения – чем плохи силовые методы? В конечном итоге мы так или иначе возвращаемся к ним. Потому что именно силовые методы – самые действенные. Так было несколько лет назад и так происходит сейчас… Происходило этой ночью. Человек совершает ошибку – государство обходится с ним жёстко, чтобы он эту ошибку осознал. Всё просто и понятно. А мы зачем-то напяливаем на государство маску демократии и старательно прячем истинные причины своих поступков. Получается, что все люди, вся страна – уподобляется такому человеку, как я: здесь она помнит, здесь не помнит. Та часть, к которой применили силовые методы, - он почему-то невольно коснулся рукой шрама на подбородке, - знает, что конкретно она сделала и за что наказана. А оставшаяся часть пребывает в благостном заблуждении. Но если это знание и это заблуждение сталкиваются – результат может оказаться совершенно непредсказуем. Потому что если человек верит в демократию – и вдруг сталкивается с другим человеком, который показывает ему, что с ним сделали за его ошибку и этим доказывает, что демократия – не более, чем миф – для первого человека это шок. И невозможно предсказать, на чью сторону шагнёт человек, выйдя из этого шока. Кевин снова взялся за руль. Ощущение затёртой кожи добавляло ему уверенности, потому что машина была тем старым, проверенным боевым товарищем, который никогда не подводил. Машина не предъявляла претензий и не разбазаривала твои тайны. Машине было всё равно до политики, до твоих странностей, до всего. Она просто честно делала то, что ты от неё требуешь. А люди… Людям Кевин не верил. Хотя, он ведь говорил не с каким-то абстрактным человеком, а с одним из той небольшой, избранной части людей, которые и без того знали о нём больше, чем он сам о себе знал. Ещё точнее: с единственным из этих избранных, с которым он вообще склонен бы был говорить. - Если бы я знал, что меня самого заставило сойти с пути, присоединиться к этим… диссидентам – мне было бы проще. Потому что если знаешь, за что конкретно тебя наказали – можешь сделать правильные выводы, а не двигаться ощупью в потёмках, боясь соскользнуть обратно в яму, из которой тебя один раз уже вытаскивали. В голове снова промелькнул образ девочки на железном стуле. Но тут же привычно рассеялся, оставив ощущение недосказанной фразы. Кевин оставил в покое руль и откинулся на спику сидения. Такой длинной речи ему не приходилось говорить наверное со времён последнего отчёта, когда нужно было вдумчиво и понятно объяснить шефу, какие меры были предприняты и почему. Хотя нет, тогда Кевин высказался гораздо короче. А сейчас его снова одолело чувство, что он сказал слишком много лишнего…
Питер Санрайз: (Прямиком из кабинета Брэдли - на улицы Лондона) 14:00 - 16:00 Из кабинета Брэдли - прямиком на улицы Лондона! Быстрым шагом попирать булыжники мостовых старого доброго Лондона. Города - столицы. Города - государства. Идти куда глядят глаза, идти куда несут ноги. Прочь из душного помещения! Прочь от удушающего выбора! Назад, в те времена, когда лондонцы добились права самостоятельно вершить правосудие, иметь выборного мэра и милицию. Когда каждый мечтал стать лондонцем - свободным горожанином. Когда каждый лондонец управлял свободным городом. Городом - столицей. Городом - государством. Лондон, Лондон. Сегодня твоя милиция не защищает тебя, сегодня твой Парламент не заботится о тебе, сегодня твой Суд - не суд Закона. Всё подчиняется одному человеку: Сатлеру, Вельгот, Брэдли... Один человек правит Судьбой. Так или иначе. Ты сделал исторический шаг назад, Лондон. Король снова правит городом. Городом - столицей. Городом - государством. ... А тебе, Питер, надо найти свое место в этом. Размышляя о судьбах Родины, Санрайз вернул пропуск охраннику и наконец вышел на улицу. Одну из тех, куда несколько минут назад так рвалась его душа. Вопреки порыву, Питер прошел на ведомственную стоянку, отыскал свой "Ягуар" цвета неба и резво выехал со стоянки. Впрочем, резвость как-то очень быстро сменилась вялотякучестью, да и та грозила каждую минуту выродиться в банальное простаивание - Питер попал в "пробку". Как назло, все возможные пути объезда либо ремонтировались после ночной борьбы с видеотехникой, либо были перекрыты полицией, либо уже надежно запломбированы самими автомобилистами. Застрял в пробке? – Прекрасная возможность поговорить с собой. - Итак, Питер, - мысленно обратился Санрайз сам к себе, - прекращай уже обращаться сам к себе. Лидер партии должен советоваться с другими, жить чаяниями народа и... дышать строго по расписанию. А то придет дядя Томас, и... – Питер живо себе представил, что лет через несколько какой-нибудь новый будущий лидер партии так же будет стоять в пробке, созданной его, Питером, аварией. И единственный пострадавший будет он, Питер. Он и «Ягуар». Насладившись картиной сполна, Санрайз развеял её словами: - Развейся! Такого не будет никогда. А даже если и будет, то что с того? Можно подумать, у меня есть выбор! Да уж, - Питер грустно улыбнулся, - вот не захочешь быть святым, а придется. Томас-Томас-Томас. Брэдли-Брэдли-Брэдли. Вы мне, видать, очень доверяете, раз дали доступ к действительно секретному. Хех, а если бы дали папку с собой, то что это? Один звонок к Марене, и я уже повязан и отвечаю на её вопрос «Что это?!» - Что это? – спрашивает Марена. - Это? Папка, - отвечает Питер. - А что в ней? – спрашивает Марена. - Я могу ошибаться, но скорее всего там – бумага. Во всяком случае так меня убедил Томас Брэдли, - отвечает Питер. - Вы были у Брэдли? – взвивается Марена. Хотя нет, она спрашивает холодно. Или нет, она просто констатирует. - Да, он меня вызывал, - спокойно отвечает Питер. - Зачем? - Сказал, что раз я заведую связями с общественностью, а у «Вперед Англии» сейчас будут проблемы с «Эксилиумом», то мне надо ознакомиться с этим проектом. И выдал папку. – Строит из себя дурачка Питер. - Почему мне не сказали, что Вы были у Брэдли? – Марена явно в растерянности. - Не успел. – Спокойно продолжает гнуть свою линию Санрайз, - Вы меня спросили раньше, чем я сказал. - Хм... - ... Висит пауза. Санрайз весь в белом, Марена – на нервах, Брэдли переживает проигрыш. - Да, Брэдли, - Питер возвращается в реальность и наблюдает апокалипсис: пешеходы обгоняют автомобили. – Да, Брэдли, Вы меня не подставляете (пока). Да и потерять я её не смогу. Питер представил лицо «барсеточника», который валится от удара спецназовца. Его подельника держат на прицеле пятеро в черных масках. Позади полиции в свете Луны –прожектора появляется Томас Брэдли. Он подходит, поднимает с дощетчатого пола сцены раскрытую папку, стряхивает с нее пылинки. - Читал? – сурово спрашивает Брэдли «барсеточника». Тот, придавленный солдатом, отрицательно машет головой. Брэдли поворачивается к его подельнику. Тот в страхе так же интенсивно вертит черепом. Брэдли не верит. - Господа. С прискорбием вынужден сообщить вам, что десять минут назад был введен новый уголовный кодекс. Часть статей была написана хартией автомобилистов. Например, лица, уличенные в краже барсеток, расстреливаются без суда и следствия. Брэдли уходит. Занавес. Аплодисменты. Гудки автомобилей. Санрайз жмет на газ, «Ягуар» продвигается вперед на несколько метров и замирает. Питер видит себя дома. В старинном замке, закутавшись в плед и сидя в кресле у камина, он листает папку и аккуратно, листок за листком, снимает её содержимое фотоаппаратом. Это уже потом поднимется огромный китеж: «Как?! Напечатано?! Кем?! А кто допустил утечку?!». Старый добрый Скотланд-Ярд. В соседних камерах сидят Брэдли и Марена. Вот конвой приводит Санрайза. Усаживает его в третью камеру. Уходит. Долгий разговор по душам начинается с реплики Питера: - Марена, Томас, как я рад вас здесь видеть! Я всегда знал, что эти решетки вам к лицу!
Дарел: 14:38 Попытка угадать по лицу человека, что он думает на самом деле, - упражнение, дающее на практике весьма сомнительные результаты. Поэтому Дарел не стал даже и пытаться «читать в душе» Иви. Хотя ответ молодой женщины и не отвечал в сущности на вопрос министра. – Надежда? Что ж, пусть будет так… Кого, как вы полагаете, ваш легендарный знакомый поддержал бы на грядущих выборах? Ричардсон постарался, чтобы в тоне его не слышалось уместной в данной ситуации иронии. – Или, если бы он не поддержал никого, что бы господин «Ви» взорвал на этот раз? Вопрос… почти не праздный. Грэг Джонс умер, временное правительство – унылый театр неуклюжих марионеток. Если выяснится, что «Вперед, Англия» нелегально балуется бактериологическим оружием (доказательств чего, разумеется, ни у кого пока не было, но нервическое поведение заинтересованных лиц невольно подталкивало других заинтересованных лиц к нелицеприятным домыслам), страна окажется на гране политического банкротства, - политики несостоятельны, альтернатива отсутствует. Иными словами – все плохо в любом случае, остается только выбрать меньшее из зол.
Джейсон Рихтер: 12:08 Рихтер смотрел на Кевина, с трудом сохраняя невозмутимое выражение лица. "Такого я никак не ожидал. Он бы еще в церковь исповедаться сходил..." Джейсон покачал головой. Макгваер излагал понятные, в общем-то, даже очевидные вещи которые сам Рихтер прекрасно понимал, но и поэтому не мог ответить. Его работа приучила к мыслям подобного рода относиться весьма осторожно и избегать их высказывания. Но раз собеседник настаивал на откровенности... - Кевин, вы говорите абсолютно правильные вещи. Вещи настолько правильные, что я даже не знаю, что ответить вам по сути. Единственное, что приходит мне на ум, так это то, что власть по сути своей всегда одинакова, как ее не назови. Просто хочу напомнить, что наша с вами задачу как служащих организации с определенными целями, методами и задачами, определяется как сохранение порядка. А порядок всегда тот, каким его видят стоящие у руля, это так. Но есть опреденные правила, которых я лично придерживаюсь в работе. Если хотите, можете назвать их моралью или гуманизмом. Джейсон сделал небольшую паузу и набрал воздуха для следующей фразы, которую намеревался произнести быстро. - Я допускаю мысль о том, что люди, которые нам противостоят, диссиденты, могут быть правы в своих убеждениях. Но как только их действия угрожают порядку, который мы с вами защищаем, стоит прекратить сочувствие и увидеть три вещи - угрозу, ее источник, и способ ее предотвращения. Это трудно, иногда очень трудно, поскольку зачастую требует отказаться от человеческих чувств. В этом случае могут помочь две вещи - слово "надо" и один киношный, но действенный рецепт - "Валиум, прозак и риталин - завтрак для чемпиона".
Иви: 14:39 - Может «Огурец», - девушка пожала плечами, - честное слово, в этом городе больше нечего взрывать. Иви провела рукой по голове. В голове промелькнула мысль, что пора покупать шапку – и теплее, и дополнительный элемент, делающий ее незаметной в толпе. - Не думаю, - молодая женщина смотрела куда-то вдаль, туда, где очередная многоэтажна сливалась серым отражением стеклянной поверхности стены с серым же небом, которое в ней отражалось, - что он поддержал бы кого-то из тех, кто сейчас у власти, или стремиться к ней. Он апеллировал к народу, а народ все так же напуган и загнан в угол, как и раньше. Подойдя к Лайнелу, мисс Хаммонд протянула ему его пропуск и вернулась к собеседнику. - Знаете, сейчас ситуация... что там играть словами, абсурдна! Ну какие честные демократичные выборы могут быть, если реальный претендент только один? Временному правительству никто не верил с самого начала... – Девушка покачала головой и посмотрела на мистера Ричардсона. – Простите, у меня не было времени ознакомиться с вашей биографией, не расскажите, что заставило вас пойти в политику? На кой вам это сдалось? Чего вы хотите добиться? Какие амбиции движут вами?
Дарел: 14:41 - Вы когда-нибудь задавали этот вопрос своему жениху? – осторожно осведомился Дарел, не спеша встречаться взглядом с молодой журналисткой. Гораздо удобнее было смотреть через плечо Иви на Лайнела, изучающего правительственную аккредитацию с видом лаборанта в серпентарии. – Необходимость, стечение обстоятельств, желание оказаться полезным своей стране. Водовороты больших социальных потрясений меняют размеренное течение человеческой жизни. Кого-то выносит вверх, кого-то наоборот. При всем вашем неприятии политики, мисс Хаммонд, она была и остается одной из древнейших человеческих профессий. И одной из самых востребованных. Как и журналистика, которую выбрали вы. Но если вы желаете говорить конкретно и знать, чего хочу лично я… Министр невольно отметил про себя, что разговор все более и более превращается в импровизированное интервью. Отчего оно так, Дарелу было пока непонятно: то ли Иви Хамонд и правда настолько талантливая журналистка, что умеет парой фраз разговорить любого. То ли ему самому просто давно хотелось выговориться, а судьба лишь любезно предоставила место, время и подходящего собеседника. «Ищи друзей своих среди врагов своих», - говорили древние. Опасный совет, когда приходит время опробовать его на собственной шкуре. – Я хочу наладить финансирование отечественной фармацевтический промышленности, модернизировать очистные сооружения Большого Лондона прежде, чем город накроет какая-нибудь нежданная эпидемия. Переоборудовать старые клиники… Дарел поморщился. – Черт возьми, хотя бы банально сделать всем английским детям необходимые прививки. У правительства нет на это денег, мисс Хаммонд. Режим Сатлера, как и любая диктатура, решал все экономические проблемы за счет человеческого фактора, бесплатной рабочей силы неблагонадежных граждан, безропотно вкалывающих за миску баланды. Режима уже нет, альтернативной экономики еще нет. Но страна не в агонии, как многие думают. Это всего лишь лихорадка, потом, даст бог, жар спадет, а иммунитет появится. Ричардсон едва заметно пожал плечами. – Жаль, что я не успею реализовать даже некоторые из этих планов. Но по крайней мере постараюсь.
Иви: 14:42 «Честный политик? Политик, который печется только о своей стране, и даже не думает о себе? Это слишком хорошо, чтобы быть похожим на правду!» - О, с Грегом все было предельно ясно. Он заигрался в политику – диссидентская деятельность как месть за убийство родных, наивная вера в то, что он может что-то изменить – не допустить возвращения старого режима. Я никогда не питала особых иллюзий на этот счет. – Девушка пожала плечами и поправила ворот плаща – на улице было промозгло. – Но, знаете, если поиграться в игру «если бы», то в деятельности Грега было рациональное зерно. Иви смотрела в глаза министра. Она и сама не знала, зачем сейчас рассказывает ему о Джонсе, тем более рассказывает правду, озвучивая те самые мысли, которые действительно обитали у нее в голове. «Хотя... Почему бы и нет? Партии Единства все равно конец – Донна не в состоянии сделать и десятой доли того, что мог сделать Грег.» - Его программа с самого начала не была похожа на панацею от всех бед. Если бы он победил, если бы осуществил хотя бы пятую часть того, что обещал, - это бы банально дало Англии время прийти в себя, немного подправить экономику, действительно немного, но хоть какая-то стабильность лучше полного хаоса. Но главное – это дало бы время народу прийти в себя, поверить, что режим Сатлера на самом деле остался в прошлом. Мисс Хаммонд глубоко вздохнула. - Хотя, что теперь об этом говорить. Выбора не осталось. Леди Вельгот – единственный претендент на выборах. Просто дежа вю...
Дарел: 14:44 - Мне очень жаль это слышать, мисс Хаммонд. Не про леди Вельгот, разумеется, - губы Дарела тронула ироничная улыбка. – Про то, что вы никогда не питали иллюзий в отношении мистера Джонса. Полагать политику игрой, а политиков «заигравшимися людьми», конечно, ваше право. Но тогда следует считать такой же игрой репрессии, лагеря, массовые расстрелы недовольных… м-ммм… правилами игры? Политики - игроки, население страны – их игрушки. В этом есть… что-то унизительное. «Возможно это просто защитная реакция, маска, одна из тех, что все мы носим. Или обратная сторона безысходности и неверия в то, что в стране можно что-то изменить. Черт возьми, манипулировать людьми, заранее признавшими себя игрушками негодяев-политиканов, просто… И даже слишком просто. Но каким же нужно быть глупцом, чтобы при этом беспокоиться об их интересах!» Иви заметно зябла, и Ричардсона это не удивляло. Погода не располагала к долгим беседам под открытым небом. К тому же из окон университетской проходной на них с растущим беспокойством глазели представители комитета по встрече. Дарел не сомневался, что МакЛин перезвонил в университет и предупредил ректора о том, что во вверенное ему учебное заведение едет министр здравоохранения с деловым визитом. – «Вперед, Англия» любезно предоставила мне это, - мужчина вновь сменил тему, вернее, вернул разговор к тому, с чего он начинался. К «Эксилиуму». – Я думаю, мисс Хаммонд, прежде, чем мы отправимся в лабораторию, вам стоит взглянуть на документы. Там есть пара общих заключений и выкладок, в которых в состоянии разобраться даже самый далекий от пробирок и автоклава человек. Ричардсон протянул молодой женщине папку. – Насколько я помню, вы упоминали, что при подготовке к первому интервью уже получали от «Эксилиума» такого рода заключения. Поэтому полагаюсь на вашу память. Взгляните, может быть в новой редакции что-то добавилось. Или, наоборот, исчезло.
Иви: 14:45 - А не унизительно десятилетиями терпеть диктатуру, не унизительно молчаливо наблюдать, как дорогих людей отправляют в лагеря, или убивают? – Тихо пробормотала Иви, не заботясь о том, услышит ее мистер Ричардсон, или нет. Она взяла протянутую папку и стала внимательно просматривать страницу за страницей. Большинство из них были исписаны текстом и формулами, которые были для молодой женщины не более понятны, нежели китайская грамота. Но заключения на самом деле было на английском. Улыбка на лице мисс Хаммонд становилась все шире по мере того, как она читала эти самые заключения. Закрыв глаза, она могла бы повторить их на память – текст был идентичный с тем, который предоставили ей несколько дней назад, когда стало очевидно, что сотрудникам лаборатории не отвертеться от встречи с не в меру бойкой журналисткой. - Ни единой буквы! Конечно, об основной части я ничего не могу сказать – ее мне и не присылали, но выводы идентичны до последней запятой! – Она вернула папку министру. – Или «Вперед Англия» чиста как горный ручей, или, что более вероятно, очень последовательна в своих мистификациях. Впрочем, на этот раз решать вам. Я здесь не для того, чтобы делать провокационные выводы. «Точнее не для того, чтобы их озвучивать...»
Кевин: 12:10-12:15 Кевин криво усмехнулся. Впрочем, ухмылка у него всегда была кривая – результат не слишком правильно сросшихся мышц на подбородке. «Сохранение порядка… Вот только почему сохранять этот порядок нужно, соблюдая полную секретность? Тоже не пугать обывателей? А может, их наоборот нужно так напугать, чтобы сидели и помалкивали?» В одном майор был прав: не дело некоторые мысли произносить вслух. - Как в старой сказке: «Бойся не того, кто не подумавши скажет, а того, кто не сказавши подумает…» - проговорил он негромко. – Не лучше ли для порядка – если мы будем выражаться более конкретно? Ни одну тайну на государственном уровне нельзя долго сохранять в тайне. Это один человек может сохранить свою индивидуальную тайну. И то – до первого же собеседника, которому он проговорится. Помнится, какой-то деятель сказал: «Старайтесь сохранить секретность своей конторы – и через некоторое время такое о ней услышите, чего и в помине нет. А начните в открытую рубить головы – и после первого шока о вас начнут говорить сугубо положительно». Но вы правы, наше дело – сохранять порядок. Вот только как может быть прав человек, который встаёт против законной власти? Ведь если допустить, что прав какой-нибудь… Джим Браун, который вопит, что власть превышает свои полномочия – это значит, что не права власть? «Ну тебя и занесло!» – сказал он сам себе. - Сколько ещё ты будешь врать, что этот парень тебе незнаком? - Врать? Послушайте, я в этой забегаловке бываю минимум раз в день. Туда заходит прорва народу. Я что, обязан знать каждого? Следователь обошёл вокруг его стула и неожиданно схватил за волосы, оттянув голову назад. - Хоть о родителях своих подумай, - посоветовал он. – Какой для них удар, что сын связался с этой дрянью! Кевин резким движением высвободился из его руки (благо, волосы достаточно короткие, чтобы удержать было не так просто). - Ни с кем я не связывался…- Прозвучало устало, что, учитывая, сколько времени тянется допрос, было совсем неудивительно. - Хорошо. Вставай, - скомандовал следователь. – Тут недалеко, в соседнем кабинете. Я тебе ещё кое-кого покажу. Уж этого-то человека ты наверняка знаешь. – И, через минуту, входя в соседний кабинет: - Только не ври, что вы не знакомы. Кевин уже давно не ожидал ничего хорошего и то, что с ним несколько последних дней просто беседовали – было почти необъяснимым чудом. Он считал, что готов, кого бы он ни увидел. Но разве можно вообще утверждать в этой жизни, что ты к чему-то готов? Она подняла голову и посмотрела на него. Кевин почувствовал, как оборвалось что-то внутри. И страх, самый настоящий, отвратительный, холодный и липкий, зашевелился под рёбрами, так что следующий вдох-выдох дался с огромным усилием. Самое худшее, что он не мог даже попытаться что-то сделать, к примеру, сказать, что они ошиблись, что эту девчонку он знает и она – всего-навсего… Кто? Да кто угодно: школьница, наркоманка, любовница, случайная знакомая – и вообще, они ошиблись, хватают кого попало… Нельзя было сказать ничего. Даже если здесь знают, что он знаком с нею – ему нельзя НИЧЕГО говорить. Нужно просто забыть всё, что было… Но что-то он должен сказать. Кевин равнодушно (на сколько мог) отвёл глаза и посмотрел на следователя. - Вы мне ещё растление малолеток припишете? – поинтересовался он. - Простите. – Он чуть тряхнул головой, отгоняя не слишком понятную, вырванную из контекста отсутствующей памяти картинку. – Я знаю, что хороший солдат не задаёт вопросы, он выполняет приказ. Остальное – не его дело.
Дарел: 14:47 «И это тоже унизительно, милая Иви. Но даже в таком случае играть честнее, чем ждать пока сыграют за тебя и на тебя в качестве игровой ставки» Дарел не стал говорить этого молодой женщине, она и не ждала его ответа. Сейчас министра больше занимало заключение, сделанное журналисткой в отношении папки «Экстилиума». – В глубине души я бы предпочел первое, мисс Хаммонд. Обошлось бы дешевле. И правительству, и мне лично, и нашим гражданам. Но, как вы изволили заметить, более вероятно… более вероятно, что счет наш «первым» не ограничится. Ричардсон вздохнул, отправляя папку под мышку. – А теперь, что знаю я… Я знаю, что у моего ведомства обнаружился платный информатор в числе сотрудников проекта. Мой зам благоразумно подстраховался в самом начале исследований. Предусмотрительный человек, надо отдать ему должное. Информатор никаких заключений не делает и соображениями не делится, передает только сводные данные о проведенных экспериментах и их результатах. Разумеется, тех экспериментах, к информации по которым он сам имеет доступ. Поэтому сведения отрывочные, и, как это часто случается в генетике, трактовать их допустимо по-разному. На сегодняшний день известно одно – «Эксилиум» вплотную работает с опасными штаммами вирусов, производными тех, что вызвали в свое время катастрофу с Триуотерс, в Сент-Мери, и заражение метрополитена. Естественно, поскольку они ищут вакцину против разновидностей именно этого вируса, само по себе происходящее не вызывает подозрений. Но уже вызывает опасения. Последние рекомендации наших экспертов – исследования такого рода крайне нежелательно проводить в лабораторном комплексе учебного заведения на территории мегаполиса. Вот, пожалуй, и все с ознакомительно-официальной частью.
Джейсон Рихтер: 12:16 - В последнее время я,даже не чувствую себя солдатом. Да и раньше не чувствовал. Солдат, Кевин, воюет не только потому что приказали, а еще и потому что с другй сторны тоже находится человек, который имеет столько же шансов убить солдата, сколько сам солдат - убить противника. А сейчас, да и, чего скрывать от себя, в последние лет десять при Саттлере, воевать было просто не с кем и большая часть солдат переквалифицировалась в палачей. Я тешу себя надеждой, что я не такой, хотя с каждым месяцем службы она все бледнее. Джейсон замолчал и отвел взгляд. "И чего ты разоткровенничался, майор. Ты только сегодня утром убил беззащитного человека, приговоренного к смерти нашей доблестной партией, которой ты с верностью пса служишь. Чем ты лучше остальных палачей?" - Рихтер с трудом удержался от нервного смешка, и прочистил горло. - Что касается "прав" и "не прав" - это вопрос по большей части закона, да, но иногда... Представьте себе хрупкую девушку, направляющую на вас автомат Калашникова, который едва не перевешивает ее саму и у которого, как вы отлично видите, не взведен затвор, просто в силу того, что девушка при всей своей высокоидейности не озаботилась изучением матчасти. Несмотря на все доводы разума, и специфики нашей работы, у меня не поднимется рука выстрелить в эту малолетнюю дурочку, когда надо подойти к ней, отнять опасную игрушку, может быть, дать ремня хорошего и отправить домой - все, большего тут делать не ндо, да и бессмысленно. Что касается того, что власть бывает не права. Я отвечу вам, что бывают случаи, когда людям кажется, что власть неправа и случаи когда власть объективно неправа. В первом случае, люди могут не видеть каких-то внешних обстоятельств, которыми обусловлены действия, и это нормально. Во втором случае, это обычно означает, что у власти стоит один или кучка больных маньяков, озабоченных тем, как сохранить эту власть и преумножить ее, и более ничем. Я мог бы продолжить, попытаться делать какие-то выводы, но не буду этого делать, ибо выводы эти лежат в той области, в которую лучше не входить, поскольку это прямая дорога к матросам с гранатами, залпам крейсера "Аврора" и хаосу...
Кевин: 12:19 – 12:25 Кевин едва не ляпнул: «И какой власти служим мы?» Но вовремя опомнился. Получается, что когда начинался разговор, ему подсознательно хотелось всего лишь услышать подтверждение, что то, что они делают и как они это делают – это правильно, это необходимо, несмотря на личные амбиции и прочую чепуху, какая может прийти в голову. А зашло вон куда… И каждое слово майора было абсолютной, понятной и объективной истиной. Но от этого яснее не становилось. «Малолетнюю дурочку…» И снова эта странная, почти неуловимая картинка: девочка с упавшими на лицо волосами. Малолетняя? Дурочка? Вереница людей, которых гонят к машинам и какая-то девица, по виду точно не девочка, но какое-то неуловимое сходство жеста, и отчаяние во взгляде. Страх… Сколько можно крутиться в этом лабиринте, из которого может быть вообще нет выхода?! И тут – власть, палачи… Что ж, нужно иметь смелость, и немалую, чтобы называть вещи своими именами. Палачи… А знают ли они сами – он, Рихтер, Брэдли – знают ли они, могут ли утверждать, что сейчас только кажется, что власть не права? Или у власти сейчас действительно куча маньяков, которым кроме этой самой власти ничего не надо? «Вот, значит, как… Ты уже готов высказать вслух, что власть не права, только ещё не понял, кажется тебе это или на самом деле так? Да уж, чего не придёт от больной головы…» И снова кривая ухмылка. - Майор! Я знаю вас, как человека, которого уж всяко нельзя посчитать нечестным или недостаточно преданным тому делу, которому мы служим… - Получилось слишком пафосно. Да какая разница?! Плевать на пафосность! – Просто… Наверное, я трогаю слишком болезненную тему, - договорил он совершенно неожиданно, хотя хотел сказать совсем о другом. Кевин потёр глаза рукой, чувствуя, что головная боль помаленьку возвращается.
Джейсон Рихтер: 12:25 - Кевин, поймите меня правильно. Я могу сколько угодно говорить, но ни в коем случае не хочу поучать. Просто не считаю себя вправе. Я могу изложить вам свое мнение по тому вопросу в котором у меня это мнение есть, но навязывать его... Помните, что несколько лет назад собственное мнение иметь было опасно. Оцените прогресс, которого мы достигли - в голосе Рихтера послушалась ничем не прикрытая ирония - теперь мнение иметь можно, но мы все понимаем, что высказывать его зачастую вредно. - Рихтер замолчал. - В общем, да, хватит. А то завтра действительно на баррикадах окажемся и, возможно, не с той стороны, с какой должны в соответствии с присягой. Кстати говоря, вот и ответ на невысказанный вами вопрос. Если вы хотите знать, все ли что мы делаем в нашей с вами работе, вспомните слова присяги. Особенно те, которые "преданно служить служить и защищать страну от врагов внешних и внутренних". Потому что, если мы не будем этого делать, будет не страна, а, как я уже говорил хаос. А врагом может быть и маньяк, пролезший во власть и мальчишка или девчонкас автоматом и идеями. Просто защищать от первого и от второго нужно по-разному. Рихтер замолчал и хмуро посмотрел через ветровое стекло вперед, на улицу. Он никак не ожидал подобного поворота событий. Задумавшись о правильности системы, на которую он работал и, тем более, поделившись своими мыслями с Макгваером, Рихтер мог поставить под удар саму систему, ведь на таких людей как он, исполнителей, приученных к тому, чтобы сознавать правильность своих действий и не задумываться лишний раз, держалась любая система, возникающая после революции.
Кевин: 12:28 В голову пришла неожиданная мысль: «Если бы в мои задачи входило вытянуть майора на откровенность – я бы эти задачи уже выполнил…» Почему-то стало гадко. Кевин без колебаний мог выстрелить во врага, но подслушивание чужих откровений, чтобы потом доносить об этих откровениях – это то, что он органически не мог делать. Наверное, его начальство достаточно хорошо представляло себе слабые стороны Кевина Макгвайера, потому что ни разу не поручало ничего подобного. Хотя, Кевин знал, что некоторые этим занимаются. Мог даже пальцем показать, кто именно. Но откровенность требовала ответной откровенности. - Несколько лет назад… - Он пожал плечами. – Хотел бы я знать, что несколько лет назад привело меня самого к этим мальчикам и девочкам, у которых и автоматов-то не было. Зато мысли были такие, что хватит всю планету два раза перевернуть. Но то мысли… На деле – что могу мальчики и девочки? Прятаться по кухням и придумывать красивые лозунги? Даже если у них будут автоматы – это мало что изменит, разве что, навредят сами себе ещё больше. Изменить что-то, по-настоящему изменить, могут те, кто гораздо значимее этих мальчиков и девочек. Те, у кого реальная власть. А такой человек, или люди, никогда не будут болтать о своих планах. И мир они переворачивать не станут. Зачем? Они просто по тихому возьмут своё. И эта страна окажется в очередной ж… - Он осёкся, выдохнув сквозь зубы, словно поспешил выгнать воздух из лёгких, чтобы его уж точно не хватило для завершения фразы. Но мгновение прошло, и Макгвайер взял себя в руки. - Вы правы, майор. Лучше об этом не думать. Чтобы не оказаться снова там же. Выходит только, что от мальчиков и девочек порядок защищать проще: отобрал автомат, шарахнул мордой об стенку – и мальчики с девочками становятся смирными и покладистыми… Он вспомнил серую толпу, одинаковые лица, затравленные, глаза в землю, руки за головой – спотыкаются, но покорно лезут в дверцы спецтранспорта. Без разговоров, без жалоб. А кому жаловаться? Солдатам с автоматами? Многие знают, что никакая покорность не спасёт от вещей похуже мгновенной смерти от выстрела в затылок. Но панический страх этой самой смерти на столько сильнее, что любой самый рьяный предпочитает неизвестность, не менее страшную – этой самой пуле в затылок. - Я бы предпочёл пулю. – Только в момент произнесения фразы он понял, что высказался вслух. И посмотрел на Рихтера, не удержавшись оттого, чтобы снова криво усмехнуться. – Плохой признак: начинаю думать вслух. Нет, я не сомневаюсь в том, что должен хорошо делать свою работу. За мной должок. Один раз меня простили, хотя в каком-то смысле я поступил гораздо хуже, чем все эти диссиденты вместе взятые. Наверное… Я не знаю, не помню, но по тем обрывкам, которые всё-таки помню… - Он снова оборвал себя. Вот чего совсем не надо обсуждать ни с кем – так это проблемы того, что он помнит, а что нет. – Спасибо. – Это было произнесено вполне искренне. - Понимаю, что отнял у вас кучу времени и полез, куда не просят, но вы правы, достаточно помнить, что ты принёс присягу. И, главное, кому ты её принёс. «Одно из двух: либо я себя успокаиваю, чтобы совесть не мучила, либо…» Либо – что? Майор прав, кто-то должен делать дело. Просто делать своё дело. Этого достаточно.
полная версия страницы