Форум » Glimpses of the past » Здание "Freedom Press", 13 сентября 2023 » Ответить

Здание "Freedom Press", 13 сентября 2023

Fate: Некогда в этом здании находился самый известный в Великобритании магазин анархической литературы "Freedom Press". В 1999 году магазин закрыли по той причине, что в новую политику государства его существование явно не вписывалось. В 2021 году группа энтузиастов выкупила здание и открыла там музей, посвященный памяти жертв Сатлеровских репрессий. Помимо постоянной экспозиции, в музее регулярно проходят выставки - все на ту же тему, а так же переодически (но последнее время - все реже), проводятся творческие вечера. О том, что некогда это был книжный магазин, теперь напоминает только небольшой стенд с книгми на продажу при входе. В основном это новая литература, посвященная попыткам анализа всего, до чего дотянется мозг автора.

Ответов - 9

Эсфирь Минц: /с Улиц Лондона/ 19:05 И в здании музея, и на Энджел-элли было, как и ожидалось, многолюдно. Впрочем, далеко не настолько многолюдно, как хотелось бы и как должно было быть: ночные беспорядки изрядно порассовали по обезьянникам и СИЗО контингент читателей и почитателей Картера, а последовавшее за ними объявление о комендантском часе заставило вспомнить об осторожности тех, кого сия участь миновала. Поэтому народу было немало, но возможность относительно свободного передвижения сохранялась. Тем паче что почти никто из пришедших не задерживался надолго: большей частью они просто отдавали личную дань памяти Последнего Честного и растворялись в городских улицах, поглощенные извечной заботой о насущных делах, далеких от политики, идеализма и чьих-то безуспешных попыток не сломаться. Эсфирь, по дороге сумевшая если не выбросить из головы Кевина, Скрипача, политические перестановки и госбезовские игры с народным мнением, то хотя бы задвинуть их на задний план размышлений, положила где-то сбоку купленные по дороге цветы и вышла на улицу - покурить, поразмышлять да по сторонам поглазеть. А поглазеть было на что: срез общества, как она и предпологала, был столь нагляден, что и ходить больше никуда не надо было. Вообще церемония прощания проходила сумбурно, децентрализовано и хорошей организацией не блистала. С импровизированной трибуны посреди одного из залов музея периодически кто-то принимался вещать о значимости Моргана Картера, как "человека и парохода", то есть как личности и явления, но слушали ораторов вполуха. Этот контингент, разномастный донельзя, был схож в одном: думать они привыкли собственными силами и прислушаться их мог бы заставить разве что сам Картер, но Морган из гроба восставать, кажется, не собирался. Хотя, сделай он этот нетривиальный ход, возможно, как предпологала Малявка, он бы очень удивился некоторым персонам, рассыпавшихся с трибуны в любви к Картеру в частности и СВОБОДЕ в целом. Он бы, наверное, даже огорчился такому ходу вещей и обругал кого-нибудь за потакание подхалимажу и то, что обласканных нынешним положением вещей вчерашних предателей никто не выносит из помещения на пинках. Но Морган молчал, и молчала Эсфирь, и еще некоторые, чьи взгляды, усталые и злые, она перехватила. Многих девушка знала - и в лицо, и по имени, ну, по крайней мере, по некоторым из имен. Те, кого она знала, но не при каких условиях не стала бы узнавать - это была та самая прослойка, по чью душу по углам зала стояло несколько очень аккуратных и не вызывающих внимания, но все же узнаваемых знающими людьми топтунов. Старая гвардия. Старая, битая, траченая этой жизнью, как шуба - молью. Люди, дышащие конспирацие. Люди, потерявшие все и вся в малопонятной и мало кому нужной борьбе, ставшей для них жизнью, и смертью, и симбиозом обоих этих понятий. Очень уставшие люди, на чьих лицах до сих пор светилось непонимание, почему они уцелели и что теперь с этим делать. Ее не узнали. Ни словом, ни делом, ни даже выражением лица, как привыкли не узнавать никого, в том числе и себя, за многие годы. Эсфирь прикусила губу. Здесь, кажется, ловить было нечего - они так и остались на старом форпосте, давно уже забытом и вычеркнутом из хроник. Никакому врагу этот форпост не нужен, его дело - сторона и старые, леденящие душу байки о том, как когда-то и с кем-то, но больше уже никогда и ни с кем. Была ожидаемая и самая неинтересная что для Эсфирь, что для топтунов прослойка интеллигенции и тихого студенчества: давным давно было ясно, что эта категория граждан способна только к инакомыслию в пределах кухонь. За что им была честь, хвала и полная безопасность со всех сторон. Мимикрировать и молчать, чтобы не продаться, они умели. Было некоторое количество студенчества буйного да активного, но сущеглупого, поскольку топтунов эти деточки явно не вычислили и беззастенчиво мололи языком, сдавая с потрохами себя и свои нелепые планы по организации чего-то. Малявка какое-то время поприслушивалась к беседам, в надежде уловить вести о формировании чего-то независимого и свежего, однако не уловила. Правда, вычленила пару адресов форумов и несколько имен-фамилий и дала себе слово все это пробить, но надежды было немного. Времени на перевоспитание этого поколения не оставалось категорически и крайне смутной была надежда, что кто-то из них сообразит, как правильно вести себя в складывающихся обстоятельствах. И мало, совсем мало, буквально единицы были, как ни странно, из верхушки криминалитета. Это Малявку удивило. Во времена дореволюционные, конечно же, диссидентура с криминалом была связана, так или иначе. Приходилось. Более того, кое-кто из внезаконных кругов даже почти серьезно морально поддерживал идеологию мыслящего меньшинства, но они никогда бы в жизни не пошли на сколь бы то ни было открытую конфронтацию и, по-хорошему, с приходом революции должны бы были вообще заткнуться, ибо даже у наркобаронов отпала необходимость контактировать с идеологически невыдержанными, а потому готовыми подрывать власть Партии любыми способами, элементами. Криминальный люд всегда был вне, вне всего, и заботил их большей частью исключительно шкурный интерес. По совокупности факторов картинка получалась на вкус Эсфирь слишком уж интересная: криминальные так же как она внимательно смотрели по сторонам и явно имели в своем присутствие здесь какие-то свои цели. И целями теми были не топтуны... Криминал искал выхода на возможную оппозицию, а означало это то, что их прижали, а ежели прижали криминалитет, то, значит, идет такое упрочнение вертикалей власти, что впору запасаться носовами платками. Ибо близко то время, когда придется плакать долго, вдумчиво и по самым разным поводам. Обратно в зал Малявка вернулась в компании немолодого мужчины самой непритязательной наружности. Знала она его под именем Эрика и, конечно же, это не было его именем, потому как мужик был вором-медвежатником, и промышлял этим уже лет двадцать, как минимум. Ходок он уже и не считал, обладал в определенных кругах весомым авторитетом, писал на досуге от великих свершений неплохие стихи под Китса и Малявку знал еще со времен "Иглы". И оказался единственным, кто не постеснялся девушку узнать. - Ну, здравствуй, ребенок. - Эрик скупо улыбнулся, демонстрируя результаты деятельности стоматологов - зубы у него, как правило, не задерживались. - Привет... - Эсфирь была растеряна, но удивление можно было отнести к разряду приятных. - Не ожидала... - Сам не ожидал. - пожал плечами вор, аккуратно просачиваясь сквозь толпу. Они с девушкой заняли свободный пятачок возле какого-то наспех оборудованного книжного стенда, где были выставлены последние переиздания стихов Картера (естественно, без публицистики) и какая-то откровенная псевдоаналитическая муть. - Ты как теперь? С кем? - что удивительно, любопытство в голосе Эрика было чисто житейским; кажется, наметанным глазом он верно определил ее как единственного во всей толпе живого человека. - Я-то? Ни с кем и ни с чем. Дура я. - Малявка рукой махнула - мол, и не спрашивай. - А я слышал... "Однако же..." - в очередно раз обалдела Эсфирь. - "Ну и скорость распространения информации... Эдак и рехнуться недолго..." - Врут. - припечатала она, пресекая возможные домыслы о том, что приснопамятный ребенок Малявка может пойти в криминал с головой и корыстными целями. - Беспардонно врут и нагло провоцируют. Ну да сам понимаешь. Эрик поглядел с уважением. Он был стреляный воробей, на все возможные идеалы, включая свободу, ему было положить с немалым прибором. Но людей упорных он уважал. Малявка, по его суждениям, как раз попадала в категорию тех самых "упорных", которые идиоты идиотами, но ежели бы их упрямство, да в нужное русло направить - глядишь, и толк бы вышел. - А ты сам как? - А что я? - он улыбнулся еще шире. - Х...ли мне сделается? Ладно... пора уже мне. А ты смотри в оба. - вор дружески потрепал девушку по плечу. - Думаю, еще свидимся. Он подмигнул ей и с радующим душу профессионализмом растворился на местности, оставив Малявку всесторонне анализировать их краткую и на первый взгляд бессодержательную беседу. Вот только в таких местах и с такими людьми, как в старые добрые времена каждое слово и каждый жест имели до четырех смысловых уровней и Эсфирь, взяв со стенда какую-то книгу и меланхолично ее перелистывая, подумала, что, кажется, настают последние времена.

Джейсон Рихтер: 19:20 или что-то около того. Здание ГБ => Для поездки на культурное мероприятие рихтер переоделся. "Рабочий" костюм сменили черные джинсы, ботинки неофициального вида, темно-серая водолазка и черный пиджак. Вид все еще пригодный для посещения сколько-нибудь официального мероприятия, но уже не столько бросающийся в глаза. Кроме того, из багажника автомобиля Рихтера, где хранилось множество полезных вещей, были извлечены диктофон, любительский цифровой фотоаппарат в чехле и удостоверение представителя прессы. В багажник же отправились значок и пистолет. Путь до "Фридом Пресс" Джейсон по причине пробок проделал практически бегом и едва не по крышам машин на улицах. Войдя в здание, Рихтер сразу же отметил необычную обстановку. На лицах людей не было скорби, а была растерянность. И, как понял Джейсон, дело было даже не в уходе Картера а в том, что люди, похоже не понимали... Вот, его не стало, не стало человека, который учил и направлял. А по мнению Джейсона, такого же манипулятора, как и те, кто сидели в старой Партии и сидели сейчас в здании ГБ. Кровожадные убийцы. Готовые цепляться за власть любой ценой. Да, Рихтер не собирался утверждать, что у него чистые руки. Но единственным оправданием, которое находил он себе было то, что своих он никогда не подставлял. "Все когда-нибудь бывает впервые" Мысль была чудовищной. И, вместе с тем, мысль была гениальной. Здесь, в этом здании собрались те, кто был достаточно умен, чтобы не попасться ночью во время бунта и те, кто находился в том состоянии, когда готов воспринять идеи о переменах в стране. Рихтер включил диктофон, расчитанный на больше чем десять часов записи. Работающий диктофон нужен был, конечно, только для проформы - максимум, что удастся с него получить - образцы голосов. Самому Рихтеру был интересно другое - лица. Лица тех, кого потом можно, с использованием пока еще доступных пока еще майору полномочий и с кем можно будет побеседовать. Поэтому фотографии делались. Достаточно активно, чтобы заснять участников, но недостаточно активно, чтобы Рихтера заподозрили в излишнем фанатизме, характерном для бывших сотрудников "Пальца" Вот кадр: некий молодой человек студенческого вида вещает с трибуны про великого человека. Или вот еще кадр - двое явно случайно встретившихся знакомых, причем один выглядит как в прошлом сидевший, а по другому вообще непонятно - мальчик-подросток это или худенькая девушка, пару дней не смыкавшая глаз и, возможно, питавшаяся кофе и сигаретами. Рихтер сосредоточил внимание на паре, и улыбнулся. "Вот она, настоящая жизнь"

Эсфирь Минц: 19:20 - 19:35 С трибуны опять несли чушь, причем чушь даже не художественную. Скрипач, если бы услышал полоскание мозгов столь непрофессиональное, устроил бы шумный разнос, с перечислением пунктов, в которых оратор был наиболее несостоятелен. Эсфирь, в свое время старавшаяся высказывания Синклера запоминать чуть ли не дословно, внутренне изнывала, с одной стороны страстно желая громко и четко сказать все, что она думает по поводу этого низкопробного шоу, а с другой стороны прекрасно отдавая себе отчет в том, что всякому засвечиванию есть свои разумные пределы. - Уход таких людей, как Морган Картер, это своего рода знак, которым заканчивается целая эпоха! Эсфирь поморщилась. "Более безграмотно выстроить фразу и я бы не смогла. Какая эпоха, какой конец, мальчик, ты вообще о чем? Тебе кто заплатил?" - Он говорил тогда, когда вся страна была объята молчанием, и парадоксально, но когда вновь появилась возможность говорить, мистер Картер замолчал, и теперь уже навсегда. "Ой... Нет, никто тебе не платил. Ты сам такой умный да идейный. Ты, что самое жуткое, кажется, действительно в это веришь..." - Но на его стихах выросло целое поколение тех, кто не боится слов, кто знает им истинную цену. И мы должны с честью принять из его рук знамя высокой свободы, которая восторжествовала. Малявка с самым тоскливым выражением лица стукнула себя по лбу книгой, которую листала, и вернула ее на стенд. Это было очередное мягкообложечное и псевдонаучное исследование на тему феномена "V" - ходячей идеи и живой бомбы. И вот подобный суррогат свободного мнения людям впаривали, как данную свыше возможность думать? И люди этому покорно верили?! Впрочем, оратор ораторствовал, но энтузиазма на лицах слушателей было маловато. Видимо, откровенную лажу их расслабившиеся мозги худо-бедно, но все же фильтровали. А вот слово "госбез" с трибуны так ни разу и не прозвучало. Не поминали даже "Палец" - словно негласный этот запрет витал в воздухе и был понятен всем. Недалеко от Эсфирь обосновался кружок молодежи, судя по всему - какая-то студенческо-приятельская компания, уже несколько подогретая спиртным и по этому поводу растерявшая всякие остатки осторожности и способность говорить вполголоса. - А я тебе говорю, что Картера убили, ну не бывает для таких, как он своей смерти! - Да кто бы спорил. К гадалке не ходи, ладят опять чего-то... Какие-то манипуляции. Весь поток гудит. Мы вот хотим уже переходить к активным действиям, а хрена ли? - К каким таким активным? - барышня, чрезвычайно приятная собой, заинтересованно посмотрела на говорившего. - Ну... - тот, кажется, слегка смутился и очень показательно огляделся по сторонам. - Ты вот что, приходи... Эсфирь не выдержала, да и кто бы такое выдержал! Особенно при учете того, что совету Эрика глядеть в оба она таки вняла и, поглядев, обнаружила прибавление в рядах топтунов. Прибавление настолько профессиональное, что и сама поначалу сомневалась, пока не перехватила такой же, как у себя, взгляд одного из бывших "световцев", направленный на среднего возраста неприметного мужчину с фотоаппаратом и неопределенным выражением лица. "Г-спади всемогущий, да кто ж так делает!" - страдальчески подумала девушка, разворачиваясь и навешивая на лицо такое выражение, словно увидела в толпе кого-то знакомого и теперь планирует пробиться к нему. Путь ее, естественно, пролег через эту самую студенческую группку. Пользуясь всеобщим столпотворением и замешательством, Эсфирь очень метко ткнула очевидного лидера детишек локтем в бок и, почти не разжимая губ, но очень внятно и, что самое главное, слышно только на расстоянии полутора шагов, прошипела. - Заткнитесь и по сторонам посмотрите. Проваливайте, герои. "Герои", недоуменно огляделись и, кажется, что-то поняли. Во всяком случае Эсфирь, перешедшая к противоположной стене, отметила тот факт, что что-то в головах у ребят имелось, поскольку предупреждению они вняли и ушли даже не все сразу: группка быстро расползлась по разным концам зала и явно метила покидать помещение с интервалами. - А я считаю, что это позор и равного позора мы не увидим еще долго! Малявка вздрогнула и посмотрела на трибуну. Сейчас там находилась средних лет женщина с измученным лицом, из категории как раз тихой интеллигенции. Видимо, "не вынесла душа поэта", и это было прекрасно и страшно одновременно. - Неужели здесь действительно никто не понимает, что на самом деле произошло?! - судя по голосу, женщина была на самой грани истерики. Топтуны по углам переглянулись. Кто-то из старой гвардии, не растерявший скорости реакции, живо втянул женщину с трибуны в толпу и, что-то быстро ей прошептав, направился с ней к выходу. Впрочем, было уже относительно поздно: тот самый, неприметный, очень аккуратно и не привлекая внимания сделал снимок. Возникшее замешательство попытался сгладить кто-то из держателей музея, успокаивающим голосом вещая что-то о страшной утрате и черном дне для английской культуре, но Эсфирь его уже не слушала. Эсфирь соображала, где здесь может находится черный выход и есть ли у нее какой-то шанс выбить из рук сексота фотоаппарат так, чтобы это не очень бросалось в глаза. В какой-то момент она столкнулась глазами с мужчиной, и если бы взглядом можно было убивать - мистер Рихтер умер бы на месте, причем довольно болезненным способом. - Б...ять. - негромко, но четко сообщила Эсфирь свое мнения о сложившейся ситуации. - Это уже вообще... Впрочем, речи эти ни к кому не обращались, и могли подразумевать под собой просто тот факт, что, скажем, в толпе кто-то отдавил ей ногу. "Вот еще не хватало, чтобы меня тут реально заприметили... Главное - не паниковать и в ближайшее время никуда не уходить. Они панику за километр чувствуют, им только повод дай..." Девушка прислонилась к стене и, время от времени бросая аккуратные и незаметные взгляды из-под козырька кепки на сексота, изобразила острый интерес к говорившемуся с трибуны. "А фотоаппарат я у него выбью... Или украду, это я тоже умею. Совсем совесть потеряли, фингермены долбанные, ненавижу..." Главное было теперь не потерять его из виду.


Джейсон Рихтер: 19:40 плюс-минус десять минут. Идет процесс. Малограмотная истерия с трибуны заставила Рихтера скривиться. А вот реакция публики на безобидные фотоснимки была более чем интересна. и, что заинтересовало Джейсона, отработана. Вот предмет его интереса расталкивает компанию щебечущей и абсолютно безобидной молодежи, этим на ближайшее время приковывая внимание майора. Взгляд предмета интереса Рихтера, когда та (а что это была девушка, Джейсон теперь практически удостоверился) посмотрела на него, мог в буквальном смысле убить муху. Майор на своем веку повидал таких взглядов немало, правда, большую часть все же на записях допросов. и именно от девушек-активисток. Легким движением руки Джейсон сменил флэш-карту в фотоаппарате и убрал отснятую в передний карман джинсов. Отщелкав еще полдюжины кадров, в том числе "укрощение строптивых" на трибуне, несколько подозрительных личностей и, наконец, еще раз эту же девушку, Джейсон, не скрываясь, подошел к ней. - Не знал, что вы так боитесь фотоаппаратов - улыбнулся он Эсфирь. - Тяжелый опыт бурной молодости, чем-то серьезным прерванной? Впрочем, простите мою невежливость, не вправе я в это вмешиваться. Меня зовут Джейсон. Скажете что-нибудь по поводу мероприятия, что может удивить тех, кто привык к бреду, который несет BTN? Помолчав секунду, Джейсон добавил вполголоса. - Вы все поняли правильно. Я знаю, что вы можете мне сказать и куда послать, а вы знаете, что я вам могу ответить и куда предложить пройти. Поэтому не будем усложнять. Несколько фраз и я верну вам - Джейсон кивнул на фотоаппарат, - ваше лицо, которое вы так не любите фотографировать.

Эсфирь Минц: 19:42 - Простите? Недоумение усталого человека Эсфирь на лице изобразила в высшей степени профессионально - в свое время у нее была масса убедительных мотиваций на тренировки. И вряд ли в ее глазах можно было прочесть, насколько сильно ее тошнит уже от такого вот неуместного внимания к своей сомнительной персоне. И насколько сильно желание прямо здесь и прямо сейчас применить на практике все свои невеликие познания в методиках быстрого уничтожения людей. И насколько обидно, что оружие, попавшее в руки утром, она так непредусмотрительно сдала. Сейчас Малявка как никогда была готова оставлять за своей спиной море крови и горы трупов, и совершенно не была готова со всей ответственностью пудрить мозги фингерменам. Одно было ясно - играть девочку-дурочку было бы бессмысленным пробуждением лишних подозрений. В конечном счете, Эсфирь понимала, что на благопристойную гражданку своей страны она и так тянет очень слабо, да и время и место были для того слишком не подходящие. Если берешься изображать из себя что-то, не имеющее отношение к себе, главное - не переусердствовать. - А, это вы... - в голосе девушки зазвучала откровенная скука. - Вам не стыдно? Совесть бы поимели, хоть раз в жизни-то можно. Чужая смерть, думается мне, не повод для открытия сезона охоты. Малявка перевернула кепку козырьком назад и напомнила себе еще раз, что надо очень внимательно следить за речью, уж коли она вознамерилась мимикрировать как раз под то самое мирное интеллигентное студенчество, которое все понимает, но в жизни не решится нарушить в открытую правила игры. - Не надо мне угрожать, это бессмысленно, потому что - нечем. - девушка засунула руки в карманы ветровки. - Хотите снимать фоторепортаж со мной в главной роли, но не умеете этого делать так, чтобы остаться незамеченным - так снимайте, но фарса не устраивайте. Уж коли вы так уверены, что и вы, и я все правильно поняли... "Расстрелять бы тебя на месте, мразь, палач, сволота полицайская..." - с тоской подумала девушка. - "Расстрелять бы, точным выстрелом в затылок, при переходе из одной камеры в другую, так, как расстреливали тех, кого я знала и любила... Вымотать бы тебе так же все нервы этим бесконечным ожиданием, выпить всю душу, какая у тебя есть, высушить и выкинуть догнивать за ненадобностью... Чтобы ты хоть на секунду понял, ЧТО ты делал всю свою жизнь..." - Так что - не переигрывайте... Джейсон. - в голосе скользнула еле заметная издевка. - И лучше сотрите те фотографии, которые запечатлели женщину с трибуны, попробуйте хоть раз изобразить из себя человека и не устраивать совершенно сторонним людям никому не нужных проблем. Что вы хотите от меня услышать того, чего не знаете сами? - Эсфирь приподняла брови. - Происходящее здесь - неталантливо организованный фарс, и это понятно ровно всем участникам. Так что лучше идите-ка тихо писать свой доклад об обстановке, не нервируйте людей. Может, вам это покажется странным и противоестественным, но для многих из них произошедшее - действительно большое горе. Ораторы на трибуне наконец-то заткнулись и во всем действе впервые наметилось что-то рациональное: из установленных динамиков зазвучал голос самого Картера. Какая-то не очень качественная запись, на которой мэтр читал свои стихи. Эсфирь покосилась на динамик и жестом попросила Рихтера помолчать. "Не ясно, каков у них вождь и отец, Не ясно, чего они будут хотеть, Не ясно, насколько все это опасно И сколько осталось до судного дня, И что это будет - мне тоже не ясно. Чем кончится - ясно, и хватит с меня." Строчки Последнего Честного легли настолько в тему, что девушка негромко рассмеялась. - Вы хотите еще каких-то комментариев? По-моему, и без того все ясно, как день. Очень хотелось прибавить сакраментальное "гражданин начальник", но это не вписывалось в образ и Эсфирь сдержалась. "Или просто... на месяц тебя в карцер, чтоб на пайку молиться начал, чтобы призраки со всех сторон обступили и ты забыл бы даже собственную фамилию, не то что - какой нынче день, месяц и год... О Г-спади, они же никогда в жизни не почувствуют себя виноватыми, у них же на подкорке прописано, что они в полном праве вершить... к торжеству и славе... во имя и именем... мрази, мрази, неужели никогда вас не перестреляют..."

Джейсон Рихтер: 19:45 - Уважаю обстоятельный подход.- коротко произнес Рихтер и запустил форматирование карточки в фотоаппарате. Когда процесс завершился, он вновь обратился к девушке. - Какие еще будут пожелания? Поклониться вам в ножки? пасть ниц и слезно умолять о прощении за все то зло, которое принесли уроды с окончательно поехавшими от жажды власти крышами? Или нет, надо подняться на трибуну и объявить во все услышанье: "Меня зовут Джейсон Рихтер, я лучший ученик Криди и пришел сюда сегодня без бронежилета. Кто выстрелит в меня - тому ничего не будет"7 Я думаю, это шоу понравится и вон тем ребятам, которых сюда прислали сверху и прогрессивно настроенной молодежи вокруг. Губы майора искривились. Вновь вернулось крайне мерзкое ощущение, преследовавшее Джейсона с самого утра. - Вы сами-то не видите, что творится? Вокруг, на улицах, да везде, черт возьми. Мои начальники, которые, к слову, даже не подозревают что я егодня здесь, совсем с ума посходили. Они ведь уже друг за друга принялись, думаю слышали в новостях. И меня такой подход совершенно не устраивает. Рихтер осекся. Он поймал себя на том, что говорит то же самое, что говорят все провокаторы. - Простите... Звучит как дешевая провокация. А я ведь действительно о многом хочу поговорить с разумным человеком. А где его, этого разумного человека, теперь найдешь? Половину перестреляли, а вторую половину такие как я запугали до потери пульса. Отсюда и опыт. Думаете вот эту шпану - Джейсон кивнул на нексольких из ребят, которых мисс Минц ранее растолкала, - хоть кто-то тронет? Да никому они нафиг не нужны. Вон там - направление взгляда Рихтера переместилось в сторону гроба, - лежит последний из тех, кого действительно если не боялись, то уважали. Теперь все, начнут резать своих же. Джейсон замолчал и молчал долго - секунд десять. После чего извлек из внутреннего кармана свою визитку полицейского образца и ручку. Написав на обратной стороне номер мобильного телефона, который, как он точно знал, не слушали, Джейсон протянул визитку Эсфирь. - Буду рад, если как-нибудь позвоните. А сейчас, наверное, не стоит вас задерживать. Во всех смыслах. - улыбнулся он неожиданно по-человечески, а не той улыбкой довольной акулы, которая вырабатывалась у представителей соответствующих ведомст годами.

Эсфирь Минц: 19:46 Эсфирь этой улыбки не заметила - не была она склонна классифицировать улыбки сотрудников госбеза по степени человечности. Вероятно, по той причине, что давно уже тех, кто по ту сторону баррикад - за людей не считала. Возможно, это было непредусмотрительно и в какой-то степени несправедливо, но у девушки были на это свои причины и свое право. "Давай-давай, соколик... Старайся. Я бы тебе сказала, где конкретно я видела такие вот провокации и сколько на своем веку я их видела, но это сейчас вне образа, а потому я, конечно, помолчу в надежде сойти за умную..." - Эсфирь стоило многих усилий сдержать ту ярость, которая нежданно-негаданно проснулась в ней, обычно довольно спокойной и выдержанной, даже когда дело касалось ее личных воспоминаний. - "Жаль, диктофона с собой нет - записать всю ту муть, которой ты мне тут уши завесить пытаешься... Шпала бы посмеялся..." У нее не было ни единой причины, чтобы не классифицировать происходящее как достаточно профессиональную, но все же не очень убедительную провокацию. Она помнила, что ей говорил Кристини, она знала, что он сделал и знала, что этот человек, по-сути, продолжение правой руки госбеза... И, скорее всего, приложит все усилия, чтобы свести старые счеты - уж слишком болезненно дражайший Савьер воспринял в свое время тот факт, что девочка-соплячка не раскололась даже когда ее дело передали на доследование. Видимо, для него это стало личным оскорблением. - Вы знаете, - доверительно произнесла Малявка. - я предпочитаю вообще как можно меньше думать, потому что люблю крепко спать. "Интересно, мистер Как-вас-там... Ты хоть сам веришь в то, что никого не тронут? Вчера вечером очень показательно не тронули. И сегодня утром тоже. И если ты думаешь, что я склонна верить, что, занявшись междоусобной грызней госбез забудет о тех, кого спокон века принято убирать еще до того, как они сделают что-то действительно серьезное - то ты ошибаешься". Девушка поверетела в руках визитку. Вот это было уже что-то новенькое. Стало грустно, что не хватило ума покинуть помещение вместе с Эриком - и с хорошим человеком бы поговорила, и с нехорошим бы не пересеклась. Но с тем, что умна она бывает исключительно задним числом Малявка смирилась уже довольно давно. Но все-таки... Чего же этот сексот-энтузиаст от нее ожидал? Для вербовки она не подходила - все-таки в ГБ не работали совсем уже идиоты, там понимали, что к чему, и с кем можно пытаться сотрудничать, а кого проще тихо застрелить, чтоб не выпендривались. Поэтому визитка с номером телефона ввела мозги Эсфирь в состояние острого когнитивного диссонанса, еще более усугублявшегося тем, что реагировать-то надо было быстро и, по возможности, адекватно. "Душа, значит, тоскует по разговору с умным человеком... Не наговорился, значит, пока допросы проводил да приговоры зачитывал... А сейчас - что, испугался своих же? Черт, понять бы толком, в какую игру ты тут передо мной сейчас играешь... А лучше не понимать, лучше было бы просто убить. Но нельзя, а как жаль, как же жаль!" Малявка поняла, что ей плохо. Совершенно объективно и по человечески плохо от колорита ситуации и несоответствия желаний возможностям. - Я вам больше того скажу, - выдерживать правильный тон становилось все сложнее. - у вас пока нет ни малейших прав на то, чтобы меня задерживать. - она чуть склонила голову на бок. - И что же? Когда вам позвонить и что именно рассказать, чтобы еще сильнее вас обрадовать? "И как мне отцепиться от тебя, репей ты мой фингерменский, если ты вздумаешь меня "проводить"... Ты-то, небось, знаешь, какими путями такие, как я уходить любят... Ах, черт, не было печали...."

Джейсон Рихтер: 19:49 - Это уж вам решать. Хотите - звоните сегодня. телефон я не выключаю. Почти. - последнее слово Рихтер добавил практически случайно. - А можете позвонить в тот день - Рихтер на пару секунд перешел на заговорщицкий шепот, - когда по телевиору покажут что человек с моим лицом принес стране свободу, гласность и честность, ради этого, правда, отказавшись от игр в демократию.. Желаю здравствовать. - Рихтер подмигнул и медленными шагами направился в сторону от девушки. Подойдя к телу покойного, Рихтер наклонил голову, а затем исчезнул с места событий, оставив, как он надеялся, вопросы, раздражение и, если повезет, интерес к своей скромной персоне. Время было уже не раннее, но рабочий день продолжался. За сегодня Джейсон сделал, увидел и услышал достаточно чтобы принять одно важное решение, по сути являющееся мыслепреступлением. Выйдя из здания, Джейсон поежился. На улице все же неприятно похоладало。 Запахнув пиджак, Джейсон бодрой трусцой побежал к месту, где оставил автомобиль. "Простужусь ведь, сдохну от пневмонии - и кто будет революцию делать? Хотя нет, будут. Вот эти дети и будут. Только как всегда, через задницу."

Иви: 19:44 /С улиц Лондона/ Расплатившись с водителем, Иви огляделась в поисках машины Кита, но так и не нашла. Это могло означать две вещи – либо Кристофер уже наснимал вдоволь и смылся, либо он использовал «скрытую камеру», чтобы не привлекать лишнего внимания, а значит и припарковался подальше. Девушка уже предвкушала, как потом надерет уши безответственному типу, который подменил ее оператора, когда они закончат с этим нежданным делом. «Дура ты, Иви, между прочим, такое событие едва не проворонила, тоже мне, политический обозреватель, а о прощании с Морганом Картером забыла! Дура!!!» Войдя в помещение, мисс Хаммонд огляделась, ища глазами Кита, но не заметила его в весьма сомнительной толпе – она ожидала больше народу. Зато она заметила другого человека – вчерашнюю знакомую Эсфирь, которая разговаривала с мужчиной, с отличной выправкой, вызывающей ассоциации толи с военными, толи с фингерменами. Мешать этой парочке почему-то не хотелось. Пока суть да дело, Иви решила осмотреться. Похоже Кит уже удовлетворил свое операторское любопытство и слинял монтировать отснятые сокровища, или же справедливо поостерегся ее гнева. А в остальном, все происходящее походило на дешевый фарс. Вспомнились кадры допотопного (задолго досатлеровского) фильма, кажется, он назывался «Шарада», когда на похороны некого господина поодиночке являлись всякие подозрительные типы, чтобы удостоверится, что тот действительно мертв, и только бедная вдова была обречена наблюдать эту немую сцену. ***



полная версия страницы