Форум » Glimpses of the past » Эффект присутствия. Декабрь 2016 года, Лондон » Ответить
Эффект присутствия. Декабрь 2016 года, Лондон
Memory: Явка. Конспиративная квартира, предрождественское затишье... Внеочередная переоценка ценностей. Участники эпизода: Кевин Макнамара (впоследствии - Макгвайер), Эсфирь Минц.
Ответов - 23, стр:
1 2 All
Эсфирь Минц: Эсфирь подавилась воздухом, а глаза у нее так и вообще переместились даже не на лоб, а на затылок. - Ну, блин, ты хоть предупреждай, а?! - она откашлялась. - Кто ж знал, что у тебя фантазия настолько нездоровая? Если бы я жила так, как жила, а не слиняла под шумок в Лондон, то года через два меня бы с большой долей вероятности выдали замуж за какого-нибудь приличного еврейского мальчика, просидевшего в йешиве не одну пару штанов, - Эсфирь хмыкнула. - а через четыре года у меня имелся бы уже небольшой выводок хорошеньких еврейских деточек и супруг, чей смысл жизни сосредоточен на страницах Пятикнижия... Брр! Видимо, эта перспектива девушку не прельщала ровно настолько же, насколько все остальные, доступные ее воображению, потому как она передернула плечами и скорчила зверскую рожу. - Какая бы из меня получилась мама... Ты напряги воображение, представь, что конкретно у меня сейчас может родиться и ужаснись - хорошо еще, если зеленое и шестипалое, а то ведь какой-нибудь монстр на манер "Чужого"... - она презрительно махнула рукой. - Нету у меня планов на мирную жизнь. - подытожила девушка. - Я вообще ее себе слабо представляю. Моя жизнь - вот это все, в другую обстановку я, наверное, просто не впишусь. В любом случае и она, и ей подобные, были поколением, навсегда потеряным на просторах британских дорог, поколением без имен, возраста и каких бы то ни было планов. Вся жизнь ограничивалась пределами максимум одних суток, загадывать дальше было бессмыслено. Эсфирь внимательно посмотрела на Кевина, еще раз удивившись тому, насколько иногда непредсказуемыми бывают события. Единственное, что у них было общего, да и то - с очень большими допущениями - это несогласие с политикой вертикали власти. Все же остальное было не просто диаметрально противоположным, но даже лежало в разных плоскостях. Желание человеческой жизни - против отсутствия всяких желаний. Моральные нормы vs. непонимание, что вообще значит это словосочетание. Привязанность против откровенного отрицания вообще чего-то хоть сколько-нибудь личного. В нормальных условиях они, скорее всего, даже не нашли бы общих тем для разговора. "Это ж надо," - сокрушенно подумала Эсфирь. - "Такой хороший мальчик - а я его в такое дерьмо впутала... И ладно бы от любви великой, а то ведь как ни посмотри - игра в одни ворота..." От чего, от каких личных бесов и камерных кошмаров он бежал в эту иллюзию близости, зыбкую настолько, что наверняка замечал даже сам? Что должно было произойти с человеком, чтобы даже такая вот полумера показалась ему приемлимой в сравнении со всем остальным? От этих вопросов, которые она, естественно, не собиралась задавать, стало как-то грустно. Подспудно, на уровне неоформленных догадок, Эсфирь понимала, что ей-то есть, что противопоставить тому, что скорее всего произойдет - она-то давно отреклась от всего и всех, и этот внутренний вакуум, помноженный на подростковый максимализм, если и не мог защитить тело, то по крайней мере делал недоступной любым воздействиям ее душу. Впрочем, вряд ли это можно было с полной ответственностью навать душой - так, незамутненный, чистый протест против абсолютно всего. А вот Кевин для духовной бетономешалки был открыт со всех сторон, и Малявка слабо себе представляла, что есть такого в его арсенале, что могло бы послужить броней для корректных служащих Министерства Любви. И что с этим всем делать - Малявка совершенно не знала. Да, она не нуждалась в защите, но и сама не могла никого защитить, даже на уровне нематериальном. Надо было что-то говорить, наверное. В полной растерянности от царящего в голове сумбура, девушка внезапно обняла его, прижавшись всем телом и произнесла первое, что пришло в голову. - Я тебя люблю. Конечно же, это было вранье. Но Эсфирь было привычно лгать.
Кевин: Вообще, обмануть мужчину просто именно тогда, когда он «сам обманываться рад». И даже если в глубине души он отлично знает, что женщина обманывает его, он с радостью продолжает обманываться, потому что предпочитает верить. Разрушить эту веру так же нелегко, как в одиночку, своими руками без подручных средств, поднять Эйфелеву башню. - Врёшь ты всё, - сказал Кевин, обнимая её. – Только не вырывайся и не стучи меня сковородкой по голове. Всё равно не отпущу. Несмотря на весь цинизм, на постоянное бравирование этим своим цинизмом, Эсфирь казалась Кевину очень незащищённой. Жизнь уже сделала с Малявкой всё, что могла, чтобы превратить её в то, чем она являлась. И Кевин принимал её такой, какая она есть, потому что у него не было выбора и не было морального права пытаться как-то на неё воздействовать и что-то в ней менять. Хотя очень часто ему приходилось повторять себе: «Ты можешь оградить её от всего этого? Можешь изменить её жизнь, чтобы ей не нужно было прятаться за этот цинизм, за эти свои наркотики и дым коромыслом? Нет. Ты этого изменить не можешь, до тех пор, пока не изменишь всю жизнь в этой стране. Значит, ты не имеешь права указывать или требовать что-то от Эсфирь. Как бы ни было лично тебе больно – лучше молчи. Потому что сейчас и здесь всё, что ты можешь – это постараться по возможности не усложнять ей жизнь ещё больше». Кевин ненавидел тех, кто превращает девочек вроде Эсфирь в таких вот циничных и одновременно в любую минуту готовых взять на себя всё, что не в силах вынести другие. За себя Кевин не волновался. Не потому, что считал, будто готов ко всему. На этот счёт у него иллюзий не было. Но он был мужчиной и считал, что именно такие, как он, в ответе за всё, что происходит. Пусть это только максимализм, но Кевин чувствовал, что гораздо более защищён. Он знал, пусть ещё и не во всех подробностях, но знал, что может произойти и готовился к этому. Всё было просто: отвечать ему придётся только за себя, потому что он не позволяет себе узнавать то, что лично к нему не относится, не даёт удерживаться в голове случайно промелькнувшей информации о ком-то ещё из окружения Эсфирь и ей подобных. И единственное, что ему придётся скрыть – это его связь с Малявкой. Вот как раз наличие этой связи ему придётся отрицать до последнего. Кевин надеялся, что если попадётся, сможет своим молчанием уберечь Эсфирь. А вот самой ей, если что-то с ней случится подобное, будет гораздо сложнее. Иногда Кевину хотелось найти тех взрослых дядь, которые командуют в «Игле» и высказать им всё, что о них думает. Куда они смотрят? Неужели не понимают, что это здесь Эсфирь позволяет себе напиться какой-нибудь дряни вроде той настойки, обколоться или обкуриться - и этим хоть отчасти приглушить восприятие действительности. Она уже привыкла к этому. А там, где распоряжаются его «коллеги», если она попадёт туда, именно из-за этого она станет особенно беззащитна, потому что там никто не даст ей ни выпить в трудную минуту, ни сварить пресловутый «винт»… И если что-то ей и будут вкалывать, то совсем другого рода и для других целей. Она лишится той пусть даже мнимой поддержки, которую имеет здесь, на свободе. Лишится тех средств, которые помогают ей хоть чуть приглушить осознание происходящего. Кевина это пугало. Он никак не пытался повлиять на Эсфирь, потому что было уже поздновато, или потому, что привык допускать людям оставаться со своими слабостями. Зато он твёрдо уверился в одном: ни при каких обстоятельствах он её не выдаст. Тщетная надежда. В жизни всё происходит не так, как мы планируем. Кевин просто не подумал учесть, что их всех может выдать другой. И тогда его собственное молчание будет значить слишком мало. Но даже осознав это, он всё равно будет молчать. Пусть просто из призрачного и мало значащего понятия: не предать во что бы то ни стало… Но всё это было ещё впереди. А сейчас рядом с ним была живая и вполне досягаемая Эсфирь, очень близкая и бесконечно далёкая одновременно. Своя – и чужая. И её присутствие в данный отрезок времени было самым важным. Будущее – будет в будущем…
Memory: Прошлое зыбко, прошлое эфемерно, оно тает, как шоколад в пальцах, плавится, меняет форму и суть. Кто может сказать - было ли это на самом деле и было ли именно так? Нет ответа. Нет подтверждения. Незадокументировано. А значит - не существует. И, казалось бы, чего жалеть-то, всего несколько часов, пустой разговор, не дающий ни облегчения, ни понимания... Переливание из пустого одиночество в порожнюю отчужденность. Мир, состоящий из стен и камер не оставляет иных вариантов - он и себя-то наловчился менять в угоду обстоятельствам, что уж говорить о людях? "Человек слаб, его можно сломать, его можно убить..." Идея беззащитна перед ее воплощением. И в итоге только то и остается, что цепляться, словно за истину в последней инстанции за свой личный субъективизм воспоминаний, в которых тебе и, возможно, кому-то еще было не все равно. Эпизод закрыт.
полная версия страницы