Форум » Glimpses of the past » Дорога в никуда. 2016 года, трасса Ливерпуль - Лондон. » Ответить
Дорога в никуда. 2016 года, трасса Ливерпуль - Лондон.
Эсфирь Минц: 12 апреля 2016 года Вербовка Кевина Макнамары (Макгвайера в будущем) в процессе дороги от одного великого британского города до другого. Участники эпизода: Эсфирь Минц, Кевин Макгвайер.
Ответов - 54, стр:
1 2 3 All
Кевин: Кевин не знал, откуда именно, от какого предка, передалась ему самому эта страсть к дорогам, скоростям и японским машинам, но не от отца – это факт. Его отец за всю свою жизнь ни разу не превысил допустимой скорости и автомобили предпочитал английские. Конечно, страсть к японским машинам – это весьма непатриотично. И что? Зато практично. Всё одно, по мнению Кевина, лучше япошек спортивные машины не делает никто. Кевин напомнил себе, что он теперь, уже некоторое время –сотрудник важной и нужной конторы. Родители в тихом восторге, не знают, как нарадоваться, что сын наконец-то стал «солидным человеком», и «ответственное дело делает». Нет, против ответственного дела Кевин ничего не имел. Но это «ответственное дело» начисто лишало его возможности заниматься тем, что ему нравилось больше всего на свете. «Гонки – моё призвание, - сказал он себе, ощущая, что упрямым повторением этой фразы уже ничего не изменишь. – Да если бы я мог и дальше этим заниматься – я бы и так стал человеком! Всё, притормози… Это в прошлом. И вообще, веди себя серьёзно, а то народ распугаешь…» Кевин чуть сбавил скорость. Негоже солидному служащему гнать по шоссе, как какому-то психопату. Он почему-то вспомнил, как лет в 16 отец его чуть не выпорол за угон чужой машины и избиение её хозяина. Сейчас Кевин понимал, чего стоило отцу уладить поднявшийся шум и договориться с полицией и пострадавшим, чтобы его драгоценное, но совершенно непутёвое чадо не упекли, куда следует. - В какое положение ты меня ставишь?!. Получив законную оплеуху, Кевин отскочил, молча, оправдываться он не собирался. И смотрел, как отец нервным движением расстёгивает пряжку ремня. Видимо, что-то во взгляде 16-летнего Кевина заставило отца передумать, потому что примерно с такой же скоростью он застегнул ремень как было и всё своё негодование изложил в строго словесной форме… Сейчас у него есть своя машина. Не просто машина, а боевой товарищ, со всеми его не закрашенными «шрамами» от ремонтов и облупившимися остатками номеров на бортах. С этой машиной он успел вкусить, что такое победа и что такое поражение. Если бы Кевин мог остаться просто гонщиком, он безусловно покрасил бы отрихтованные в мастерской борта Ниссана и на них появились бы новые номера. Но спортивного номера на машине больше не было и быть не могло. И это было основной причиной, почему Кевин так и не сдал автомобиль в покраску. Пусть хоть ещё немного он понапоминает своему хозяину о несбывшейся мечте, которая на самом деле была так близко… Отец, когда увидел, что Кевин намерен возвращаться в Лондон именно на ней – едва не лишился чувств и обозвал Ниссан «ободранным хламом». Хотя под капотом этого «хлама» стоял мощный восьмицилиндровый двигатель и лошадиных сил в машине было раза в полтора больше, чем в презентабельной, солидной машине отца. Кевин так оскорбился за «стального друга», что даже возражать ничего не стал. Просто попрощался и уехал. - Да эта машина могла бы стать легендой! – воскликнул он теперь, где-то между Ливерпулем и Лондоном, вспомнив отцовское «напутствие» и в сердцах хлопнув по рулевому колесу. «Долг превыше всего! Ты должен охранять правопорядок, это важнее, чем гонять на машине»… И вот он, как дурак, в новеньком костюмчике, возвращается в Лондон, весь в противоречиях и терзает рулевое колесо Ниссана и нервы других водителей. Кевин резко затормозил и свернул на обочину. Выскочив из машины и на ходу стягивая пиджак, он открыл багажник и забросил обнову как попало, вытащив вместо неё старую кожаную куртку. Подумал, что хорошо бы было и брюки переодеть. «Ага! Цирк, блин! Какой-то псих посреди дороги снимает штаны!» Кевин прыснул, представив, как бы это смотрелось. Потом демонстративно повернулся спиной к шоссе и стал переодеваться. Через пару минут он уже сидел в кабине, в кожаной куртке и потёртых джинсах. «Для маскировки», - сказал он себе, вливаясь в общий поток. Вспомнив про галстук, Кевин на ходу стянул его и забросил на заднее сидение. И снова почувствовал себя вполне комфортно. Хоть сейчас и здесь – он всё ещё – Кевин, гонщик, задира, любитель, профессионал – кто угодно, но не добропорядочный служащий! Остальное подождёт. До Лондона ещё далеко.
Эсфирь Минц: Эсфирь валялась на животе в придорожном кювете и убеждала себя, что слезами горю не поможешь и пора бы уже оторваться от созерцания чернозема у себя под носом, встать и сделать хоть что-то. Валялась она так не от великого желания застудить себе все, что положено - просто мелкая в начале весны поросль сидящего, а тем паче стоящего человека скрыть не могла, а мозолить редким автомобилистам глаза своей фигурой девушка пока не решалась. Все планы полетели к чертям собачьим еще двое суток назад, когда сорвалась явка и тактику действий пришлось менять прямо по ходу этих самых действий, ставя под угрозу и себя, и выполнение своего задания. Ну, с этим-то обошлось, нужных людей она друг на друга вывела и диапозитивы с листовками Лихтермана для типографий передала, но параллельно стало ясно, что связь между лондонским и ливерпульским филиалами "Иглы" перекрывается на неопределенные сроки. Кто-то что-то заподозрил и основная явочная квартира была уже на плотном выпасе, равно как и некоторые из членов группы. Время следить и время заметать следы... Вот последним сейчас и занимался ливерпульский родной филиал, за неведомым науке овощем вытребовавший для связи в этот раз непосредственно Эсфирь. Сейчас-то девушка уже поняла, что грешили однополчане скорее всего на курьера, а за ней укрепилась прочная слава чуть ли не самого идеологически выдержанного звена. Читай - полного шизофреника. С последним еще худо-бедно можно было примириться, но вот за использование себя в качестве курьера Малявка чуть было не оторвала кое-кому уши, что стало бы еще более актуальным в свете последних событий. А таковыми являлись: массовая облава, повлекшая усиленное патрулирование железнодорожных и автобусных вокзалов, а так же тот факт, что умники-перестраховщики сделали очередной финт ушами, и по вокзальным базам данных проходила та информация, что мисс Эсфирь Минц, 2001 года рождения, благополучно и официально отбыла в столицу нашей великой Родины еще вчера, и значит надо было изыскивать какие-то иные способы покинуть город. Все осложнялось тем, что в нагрузку к более-менее спрятанной среди вороха ненужных вещей флеш-карте с какой-то очередной информацией, в рюкзаке Эсфирь мирно соседствовали друг с другом четыре поддельных удостоверения личности и раритетное издание "1984", пусть и переплетеное в обложку какого-то любовного романа. Даже без флешки этого было более чем достаточно. Комендантский час девушка на свой страх и риск коротала на одной из явочных квартир, а с утра, пешком и через лесополосу выбиралась обходными путями на трассу. К часу дня стало ясно, что если не объявиться в Лондоне по крайней мере к завтрашнему полудню - паника поднимется знатная, а при панике куда выше шанс на то, что кто-нибудь сморозит глупость, и так далее... Безнадега. Et cetera. К шести вечера девушка окончательно и бесповоротно убедилась в том, что за сутки 360 километров не пройти, что бесконечные предложения подзаработать самым доступным для женщины способом ее уже замаяли, что до наступления комендантского часа она хрен куда успеет и при самом лучшем раскладе и вообще, явно было надо решаться хоть на что-то, потому что бесконечные крюки на подходе к очередным пунктам ДПС отнюдь не увеличивают ее шансов выбраться из этой потрясающей ситуации с минимумом потерь. Небо начало темнеть, воздух стремительно холодел, да и грунт под животом тоже не способствовал сохранению тепла. "Ладно... пить так пить. Будем изображать из себя автостопщика с понтом романтика. Большой скандал лучше всего прятать в малом." - с этими мыслями девушка сделала глоток из фляги (джин "Победа" - ну как еще могли они между собой называть бормотуху, основную цену которой составляла явно стеклотара, в которую ее разливали), отряхнула джинсы и поднялась. Машин и днем-то было с фигову душу, а к вечеру межгородские трассы пустели в геометрической прогрессии к приближенности времени комендантского часа. Но ей повезло - рядом почти сразу же притормозила машина вида столь уезженного, что оставалось только удивляться, с какой это стати такая колымага движется на скорости более чем приличной, да еще и тормозит бесшумно. Светловолосый парень за рулем вопросительно приподнял брови. - В сторону Лондона, - автостопные формулы общения Эсфирь, по счастью, знала. - сколько-нибудь. Водитель покосился с интересом, чуть улыбнулся и кивнул. Подумав, что это чудо техники стопроцентно тормознут на первом же контрольно пункте, Малявка изобразила на лице искреннюю радость и, небрежно зашвырнув рюкзак на заднее сиденье, села рядом с водителем, параллельно соображая, какую из "легенд" выдавать в случае расспросов. Вариантов, увы, было немного - что-нибудь из типично-подросткового арсенала, не слишком оригинальное и в меру невинное: девушка прекрасно знала что и на свои пятнадцать с хвостиком она выглядит с очень большой натяжкой. - Спасибо! - она улыбнулась водителю. - Я уже решила, что до ночи на трассе проторчу.
Кевин: Не подобрать на трассе человека, особенно к вечеру, Кевин считал чем-то вроде смертного греха. Поэтому, заметив худенькую фигурку на обочине, затормозил раньше, чем успел осознанно подумать о том, что нужно остановиться. Одно время, только приобретя эту машину, он вообще подбирал всех автостопщиков подряд, ощущая себя едва ли не «ангелом спасения» на волшебном коне. Сейчас к вопросу попутчиков Кевин относился более критически, особенно после того, как одному из его друзей не повезло подобрать на трассе угонщиков. Эти самые угонщики улучшили момент, стукнули парня по голове и выкинули из собственной машины. Благо хоть не убили. Кевин хоть и сказал на всё это: «Сам виноват, смотри кого сажаешь», - но на деле не мог не призадуматься. Машина была ему слишком дорога, чтобы терять её так глупо. Впрочем, худенькая девочка на обочине на угонщика никак не тянула. Да и время было вечернее, заметно холодало, до Лондона ещё пилить и пилить… - Пристегнись, - посоветовал Кевин неожиданной попутчице, съезжая обратно на шоссе. Машин было немного, прямо скажем, мало и он собирался проехаться «с ветерком», то есть, очень быстро. Встретить на шоссе девочку, которой больше всего сейчас подошло бы сидеть дома перед телевизором, в кругу семьи, а ещё скорее, в оранжевой пижамке, с книжкой, на собственной постели – было более чем странно. Впрочем, девочки бывают всякие. Кевин предпочитал в подробности не вдаваться и выводов не делать. Поэтому, разгоняясь км эдак до 120-ти (для начала), он просто поинтересовался: - И как тебя занесло так далеко от города, в такое время? От автобуса отстала? А что, вполне могло быть. Остановились, пошли пописать, а как поехали дальше – пересчитать пассажиров не потрудились… Бред, однако! Но бред вполне житейский. Во всяком случае, это было единственным правдоподобным предположением, которое пришло ему в голову.
Эсфирь Минц: Эсфирь покосилась на парня. Версия, предложенная им была бы хороша... Если бы не тот маленький факт, что при таком раскладе (и при такой скорости езды!) водителю вполне могла придти в голову альтруистическая мысль догнать и перегнать метафизический автобус и сдать отбившегося подростка на руки кому-то, кто о ее существовании и не подозревал. Последний акт, немая сцена. Логический вопрос "А вы, девушка, собственно, кто такая будете?" и неизбежое "А что у нас в карманцах?". Зрители аплодируют, артистов уводят. Занавес. Пейзаж за окном сливался в многоцветную полосу и Эсфирь сочла за лучшее последовать доброму совету и пристегнуться. - Не-а. - она покачала головой. - Ногами занесло. - голос Малявки понизился до заговорщического шепота, - Из дома скипела. Мать на заводе вкалывает с утра до ночи, отчим дерется... в воспитательных целях. Ну, а мне оно как-то без удовольствия. Для подтверждения своих слов Эсфирь сняла куртку. Вот уж чего-чего, а синяков и ссадин различного происхождения у нее было предостаточно - девушка обладала фантастической способностью пересчитывать различными частями тела все тупые и тяжелые предметы, встречавшиеся на трудном жизненном пути. - Только ты меня не закладывай, ладно? А то завернут обратно, папка вообще пристукнет... - и Малявка вздохнула. Парень вроде тягостного впечатления не производил, выражение лица имел человеческое и не давал покамест повода подозревать себя в каких-то недружелюбных намерениях - так что от него вполне можно было ожидать понимания к такой непростой для трудного подростка ситуации. Легенда была давняя, проработанная даже до некоторых подробностей и почти безопасная - в крайнем случае ее просто вернули бы в Ливерпуль под бдительный надзор родителей, а внешний вид Хаима Минц как-то не распологал думать о нем как о мягком и отзывчивом человеке... Каковым он, впрочем, и не являлся. Так что в такой ситуации самым сложным делом было бы отбрыкаться от родителей, но это Эсфирь уже один раз проходила. От воспомимнаний грандиозного скандала Малявку передернуло. Но - родители черный мешок ей на голову не накинут, что не может не радовать и при самом скверном раскладе. Драндулет шел на удивление мягко и заставлял задуматься о том, почему его хозяин, явно тратящий много времени на ковыряние во внутренностях "железного коня" так откровенно кладет с прибором на внешнюю презентабельность автомобиля. - Слушай, а ты не боишься, что тебя при таком виде машинки и при такой скорости на первом же ДПС переберут по запчастям для наглядной демонстрации бдительности?
Кевин: Естественно, на последовавшие рядом телодвижения, которыми сопровождалось снятие куртки, он отвлёкся от созерцания дороги и окинул быстрым взглядом свою пассажирку. Что ж, его собственный отец - «тихий, маленький служащий» - не раз и не два воспитывал своего отпрыска с помощью пережиточных методов и угомонился только тогда, когда понял, что Кевин дорос до возраста и комплекции вполне способного дать сдачи. Так что понять чужие проблемы внутрисемейных взаимоотношений он был вполне в состоянии. И на предложение не выдавать только кивнул, возвращаясь к созерцанию дороги. А вот насчёт внешнего вида машины… - Чего мне бояться? – Он кровожадно улыбнулся, сверкнув зубами. – Пусть попробуют разобрать. – Но поскольку машина была одновременно и самой больной и самой животрепещущей темой, да ещё собеседник появился, Кевин удержаться от комментариев не смог. – Да любой знаток за милю увидит, что это за машина! Это же настоящий «Ниссан Скайнлайн 2010»! Мечта, а не машина. Лет пять назад её бы с руками оторвали за любую цену. А то, что вид такой – так это после гонок. Дело нехитрое: чуть зазевался – обязательно куда-нибудь вмажешься. Да всё «заштукатурено», просто покрасить – руки не доходят, - соврал он, потому что сознаваться в своей «отставке» от звания гонщика-любителя не хотелось. Они обогнали какой-то грузовик и сейчас лихо настигали нечто обтекаемо-светлое, идущее по шоссе с не на много меньшей скоростью. - А в Лондоне куда? – перевёл он на другую тему. – Там сейчас просто так не устроишься. Кстати, у тебя хоть какие-нибудь документы есть? Километра через два-три тот самый ДПС, могут тормознуть.
Эсфирь Минц: "Знал бы ты, гонщик, куда мне конкретно в Лондоне..." Но он, слава Б-гу, не знал и даже не догадывался. - А если и не переберут - все одно, эти ревнители порядка если кого на примет взяли - с час промурыжат, пока все между собой утрясут. Адресов в арсенале было с десяток - один другого краше и стремнее... Больше всего Эсфирь хотела бы завалиться к Скрипачу, сесть где-нибудь в уголке и тихо оттуда наблюдать за происходящим, за людьми без имен, которые приходят в дверь, а уходят зачастую через окно или черный ход, слушать тихий голос Синклера и выкинуть из головы вообще все. Но, конечно же, подобной благодати не светило - Малявка отдавала себе отчет в том, что как только она передаст информацию и материальные предметы ее нагрузят еще чем-нибудь и хорошо, если не пошлют куда-нибудь за черту города... Карантинные зоны - последний оплот тех, на чьи имена уже висят пахнущие свежей типографской краской ориентировки. Монолог об автомобиле впечатлял - Эсфирь явно ткнула наугад в больное место. Отметила про себя эту тему как перспективную - дорога предстояла неблизкая, а дело хитч-хайкера маленькое: задавай вопросы да вдумчиво слушай, что тебе говорят. И одновременно пришла в голову безумная мысль: если позволят обстоятельства, вывести водителя на "скользкую" тему. В конце-концов, мониторинг общественных настроений тоже был важным делом - "Игла" и прочие должны были знать целевую аудиторию, но только где ж поговоришь со сторонним человеком на пограничные темы, не опасаясь, что он сдаст? А дорога - она распологает, никакой диктат не отменит "синдрома попутчика". Она еще раз бросила быстрый взгляд на парня. Хорошее, открытое лицо, комплексов тоже вроде быть не должно особенно зверских, потому как явно не слабак... Хотя, конечно, кто их всех знает. Нынешнее время к каждому найдет свой, особенный подход и уложит на лопатки в рекордные сроки. Но - "в каждом заборе должна быть дырка", и попробовать, безусловно, стоило. Если, конечно же, через два километра не закончатся вообще какие бы то ни было попытки. При упоминании ДПС Малявка инстинктивно сжалась. Неужели она для того обходила за полтора километра предыдущие три, чтобы вот так вот глупо спалиться? Мысленно приказав себе не паниковать, что бы ни случилось и напомнив, что в любом случае она должна молчать и отрицать даже самые наглядные факты, Эсфирь заставила себя расслабиться и откинулась на спинку сиденья. - Документы-то есть... - голос девушки стал жалобным. - Только лучше бы не тормознули, завернут по школьному пропуску обратно в родные пенаты, под тем предлогом, что мне гранит науки еще грызть да грызть. Но надо было оправдывать образ. Эдакий вольный философ от своих пятнадцати годков, все, как водится, считающий для себя уже ясным и убедительным. Эсфирь то и отличало от сверстников, что фантастическая неуверенность в каждой своей мысли и в каждом жесте... Это ее и привело в "Иглу", это и могло выдать с головой для всевозможных представителей "полиции мыслей". Следовало помнить о стандартизации, унифицировании и шаблонном вписывании в навязанный архетип, чтоб ни шагу в сторону, чтоб не сбить собеседника в его стараниях дорисовать твой образ внутри себя и все решить... Ищущий приключений на свою пятую точку подросток - ну что может быть, в принципе, безопаснее? Особенно если этот подросток не великого ума. Из таких легко выбить дурь, да к тому же она обычно проходит сама по достижению определенного возраста и некоторого социального статуса. - Чего тебе бояться. Хороший вопрос, между прочим. Ведь чего бояться есть всем и всегда... Темноты, маньяков за углом, последствий чего бы то ни было. Самого себя вот тоже можно бояться. Представь себе, живешь, никого не трогаешь, а потом у тебя в голове что-то не так замыкается - и ты уже живешь совершенно в другом мире, а ближние, значит, от великой любви и сострадания сдают тебя в комнату с белыми стенами...
Кевин: Кевин как раз собирался сказать, что никто лично его мурыжить целый час не станет. Но промолчал. Совершенно необязательно случайной попутчице знать, что по его документам пропустят и ещё «счастливого пути» пожелают. А вот мысль о том, что беднягу-школьницу вполне могут захотеть отправить обратно к родителям, наводила на размышления. Девчонка вполне вызывала симпатию. И не манерничала, как некоторые его знакомые девицы. Зато явно боялась. Боялась по-настоящему, так что вполне искренне хотелось ей помочь. К тому же, Кевин довольно трепетно относился к проблемам отцов и детей и совершенно не желал способствовать скорейшему возвращению «блудной дочери» под отчий кров. «Вообще-то, это не твоё дело, - напомнил он сам себе. – Да и Лондон – не самое лучшее место для бездомных девочек. Особенно сейчас, когда творится невесть что…» Вот чего он меньше всего на свете любил – так это политику. Наверное, потому, что в доме его отца эта самая политика была всегда на первом месте. Всю жизнь старший Макнамара мечтал о карьере, но высоких постов так и не дождался по причине своей осторожности и постоянной оглядки. А младший заранее возненавидел и политику, и осторожность с оглядкой, и посты. Зато лет в 10 впечатлился старым, «допотопным» фильмом про гонки и с радостью ушёл бы в это дело с головой, вообще не обращая внимание на то, что в мире делается. Но такого пренебрежения к архиважным делам отец, естественно, не потерпел бы никогда. По его мнению, не он сам, так хоть его сын должен был добиться в жизни чего-то большего, чем место мелкого чиновника. И началось жестокое противостояние отца с сыном, до диких скандалов, последствия которых Кевин сносил со стойкостью невинномученика… Странные рассуждения девчонки о том, чего по её мнению стоит бояться, отвлекли Кевина от собственных мыслей. А вот фраза о «комнате с белыми стенами» откровенно резанула по ушам. Комната, не то, чтобы большая, но достаточно просторная. Стены и пол – белый кафель. Однообразный белый кафель. И режущий глаза искусственный свет белых дневных ламп. Окон нет. Есть только желоб посреди пола, ведущий к стоку… Кажется, там были какие-то предметы, типа стола, какой-то не-то койки, не-то топчана. Но запомнился только этот однообразный белый кафель… Он и заглянул-то сюда на пару мгновений, но впечатление осталось тягостное. Хуже всего, когда по недомолвкам и отдельным урывкам чужих слов понимаешь, для чего именно нужна эта комната. Живое воображение дополняет всё, чего ты не знаешь и не видел, при чём помимо твоей воли… Конечно же, его попутчица этой именно комнаты никогда не видела и говорила о чём-то своём. Но он всё равно не сдержался, сказав вслух: - Что ты об этом знаешь? – И глянул на девчонку, но тут же спохватился и заставил себя усмехнуться. – Ладно, поеду медленнее, авось не остановят. Темнота, маньяки… Может, я тоже маньяк. И занимаюсь тем, что для своих маньяческих целей подбираю бездомных девочек на шоссе. Меня, кстати, зовут Кевин. Это я к тому, что дорога впереди длинная. А тебя как звать? Он действительно сбросил скорость до положенных 80-ти. Оказалось, весьма кстати, потому что метров через двести они как раз проехали мимо ДПС, которой за разговором и своими мыслями не успели испугаться. Никто их не остановил, хотя можно было счесть это везением: патруль уже тормознул минимум две машины и почему-то равнодушно отнёсся к третьей. Скорее всего, до последнего момента не слышали работы её отлаженного до идеала двигателя. А ещё, не разглядели в сумерках её «шикарной» внешности.
Эсфирь Минц: - Да ну, - Эсфирь беспечно махнула рукой. - Не тянешь ты на маньяка. Маньяк - это глазищи вооот такенные, оскаленные зубы и огромный разделочный тесак за поясом! Для пущей достоверности Малявка скорчила зверскую рожу и изобразила что-то, похожее на рык. В принципе, возможность встречи с гипотетическим маньяком пугала ее из всего возможного в наименьшей степени. Как говорилось в известном анекдоте про Красную Шапочку: "чего мне бояться, дорогу я знаю, т***ться люблю". Озвучивать это вслух девушка, конечно же, не стала, но в какой-то мере это было правдой - так называемая вольная-подпольная жизнь полностью заменила высокими идеями обычные поведенческие нормы, да и готовой, по словам старших, надо было быть всегда и ко всему. Так что взгляды на прозаические аспекты жизни у Эсфирь были самые философские. В вопросах выживания не стоило быть привиредливой. Пост благополучно остался позади, вызвав у девушки тихое "Ура!". Пока все складывалось, и даже начало на полном серьезе верится, что можно выйти из воды не сильно промокнув. - Первая звездочка на фюзеляж! - улыбке девушки мог позавидовать Чеширский Кот. - Эсфирь. - представилась она в свою очередь. - И ты себе не представляешь, сколько всего я знаю! Нас в рамках образовательной программы водили как-то на ознакомительную экскурсию в дурку. Ну, знаешь ли, то еще зрелище. Не дай Б-г ночью приснится... Такое впечатление, что тот, кто переступает порог дурдома автоматически утрачивает гордое звание человека. Вот, кажется, еще вчера - вполне себе личность, и все в порядке. А сегодня лежит эта личность попой кверху на кушетке, а ее "перекрещивают", значит, сульфазином с галоперидолом в равных пропорциях. Ремнями прикрутят, отвезут в палату - и все, хана личности на долгие года... Все счастливы, никаких проблем. - она покосилась за окно, словно ожидая там увидеть санитаров со шприцами наперевес. - Тут уж и маньяки не такими угрожающими покажутся. И вот что самое интересное - ведь все из самых добрых побуждений... Эсфирь примолкла. Доподлинно был известен тот факт, что далеко не все обитатели домов скорби были такими уж психами, если, конечно, не считать психическим отклонением несогласие с курсом Партии. Шансов на выдачу из таких мест было мало, да и то, что изредко ухитрялось оттуда выйти мало было похоже на прежнего гордого "инакомыслящего". В бессмысленно таращащихся полутрупах вообще было сложно заподозрить хоть какую-то способность к мыслительному процессу. Девушка зябко поежилась: это тоже был один из возможных вариантов, причем, по словам бывалых людей, не самый худший. Хотелось курить. Хотелось домой. К маме. К Джонни. На другой глобус, где все как-то совсем по-другому и нет необходимости прикусывать себе язык и прятаться по переулкам от незнакомых и знакомых людей.
Кевин: «Не многовато ли знаний для такой девчонки? И чему их сейчас учат?...» Кевин решительно отбросил всякую подозрительность, которую в нём последнее время так старательно культивировали его новые начальники. Сейчас и здесь он хотел быть самим собой, а не «очередным агентом самой серьёзной конторы». «Очередной агент» валялся в багажнике машины в виде цивильного костюмчика, с удостоверением в кармане. «Вот идиот! – мысленно обругал себя Кевин. – Ну кто ж документы так разбрасывает?! Вдруг понадобится…» - И охота тебе такими гадостями голову забивать? – поинтересовался он, отгоняя все эти «милые» картинки всевозможных психушек, документов в багажнике и комнат зловещего назначения. – А впрочем, может так оно и есть, только я не пойму, зачем этим сейчас голову школьникам забивают? На всякий случай, чтобы заранее знали, как не надо делать? А мысль была вполне дельная. Может быть, потому и начинают со школьников. Очень показательно. Хотя, какие выводы он сам мог сделать в возрасте школьника? Большее, что он мог подумать: «не надо попадаться». И только сейчас, когда он сам был причастен если не к тем, кто отправляет народ в психушки, то к тем, кто отправляет в места куда более худшие, он вдруг понял, что «не надо попадаться» - фраза, в принципе ничего не означающая. Потому как для того, чтобы не попасться, нужно быть чем-то большим, чем рядовой служащий, студент, школьник… В общем, будь наверху – тогда сможешь думать то, что тебе хочется. - «Королеву – наверх…» - процитировал он вслух. И оглянулся на Эсфирь. – Это из Урсулы Ле Гуин. Вы наверное сейчас такое не читаете. Интересное рассуждение о жизни муравьёв. Среди людей выражение «он был на самом верху» означает, что человек добился славы, почёта, и теперь ему всё можно. Но если представить себе муравейник – «наверх» значит – вынести вон. Иначе говоря: «Долой королеву!». Неудивительно, что этот милый муравей лишился головы. Вывод: не хочешь оказаться наверху - спрячь голову и сиди где пониже. – Кевин снова поехал быстрее. – Не обращай внимания. Эту сказочку почему-то очень любят современные автогонщики. Эсфирь… Красивое имя.
Эсфирь Минц: - Отрубить всем голову! - воинственно изрекла девушка, проведя рукой по горлу. - Беги, королева, вещи выбрали короля... Последняя фраза была произнесена почти неслышно, поскольку являлась цитатой какой-то очередной группы, о которой ввиду полной андерграундости было неизвестно, запрещена она или все-таки можно. А любитель спортивных автомобилей-то был не дурак, вернее сказать - был, судя по всему, против бесконечных попыток себя одурачить, путем сведения всех потребностей к нижнему уровню пирамиды Маслоу. Нет, конечно же этого уровня было вполне достаточно для спокойного и безбедного существования где угодно, но Эсфирь питала уважение к людям, не любящим узкие рамки. "Ведь штука в том, чтобы превысить, а не в том, чтоб упразднить" Картер, вестимо. В "Игле" на нее уже ругались - в своем кругу девушка в последнее время разговаривала только и исключительно цитатами авторства Последнего Честного, вызывая тем самым у людей законное желание надрать ей уши. В обычной среде, к величайшему сожалению Малявки, приходилось ограничиваться цитатами неопознаваемых авторов, ибо Морган Картер был мало того, что в опале, так еще и известен чуть ли не каждому второму. А в любом риске надо знать меру. - Перевернутая пирамдка... Очень интересный образ, кстати. Только дело в том, что если гипотетически перевернуть гипотетическую пирамиду, то на уровне безопасных низов окажется подавляющее меньшинство, тогда как самый многочисленный верхний уровень будет жрать друг-друга и выталкивать наверх в борьбе за то, чтобы оказаться хотя бы вторым в списках на выбывание. - Эсфирь подперла подбородок кулаком. - Удручающая какая-то теория, прямо даже и не знаю, что навевает большую тоску - он или процедурная психушки. Джонни, если бы все это слышал, мог бы девушку искренне похвалить - нежданно-негаданно она забросила удочку совершенно незаметным, невинным и безопасным способом. Это вам не политические анекдоты или легкие завесы туманности, которыми так любили "маскировать" свои оппозиционерские статьи подпольные публицисты. - Да хрен их знает, на самом деле, за какими неведомыми целями нас в дурдом водили. Небось из тех соображений, что моральную гармонию надо в себе воспитывать с детства, дабы потом всяческие когнитивные диссонансы и трансцендентные ирреалии не могли пошатнуть здоровой психики нормального человека. - Эсфирь прыснула. - До сих пор не могу понять, как у философов от таких словес язык не ломается. Полгода назад, дорвавшись до желанного "1984" девушка проглотила книгу за несколько часов, попутно скурив почти недельный запас сигарет, после чего чуть было не подвинулась умом, пытаясь, в целях развлечения упражняться в двоемыслии. Лихтерман, забежавший на пару часов поговорить и выкурить кусочек чаю, застал Малявку лежащей на полу в компании учебника по высшей математики и кучи листов, исчерканных в попытке логического доказательства, что дважды два равняется пяти. Охнув, Шпала надавал Эсфирь по ментальным ушам за подобные эксперименты, книгу отобрал, и спустя пару дней математические изыски они продолжили уже напару, пока не приехал злой и небритый Скрипач и не послал обоих заниматься делами более конструктивными.
Кевин: - Ну, детки… Вы, блин, даёте! – Кевин усмехнулся. - Созерцание психушки никому на пользу не идёт. Факт. А уж тем более, никакой «моральной гармонии». Как-то не особенно верилось, чтобы современные школьники, из числа которых он не так уж давно вышел, в большинстве своём травили подобные байки и размышляли о перевёрнутых пирамидах Маслоу. Или его собственный мир до недавнего времени не распространялся дальше гонок, автомастерских и ссор с родителями? - Моего папашу точно хватил бы удар, услышь он такие шикарные рассуждения, - признался Кевин. – Но какое-то «рациональное зерно» в этом бреде есть. Определённо. А что? Сейчас мы слушаем не рекомендованные к употреблению песенки и ставим на уши тупые изобретения психологов, а чуть позже, шалея от собственной смелости, мы полезем эти свои мысли выносить на более широкий круг слушателей? И тут-то появятся блюстители общественной нравственности, облачённые (одно из двух) в белые санитарские халаты, или в серенькие костюмчики другой небезызвестной организации – и тихо, без труда и шума, отправят «наверх» всех, до такой вот жизни докатившихся философов. Легко и просто… Кевин кивнул собственным мыслям и целеустремлённо посмотрел вперёд, на освещаемое фарами шоссе. Почему-то он чувствовал некоторое удовольствие от высказывания всей этой «крамолы». Хотя, какая там крамола? Разве что в кавычках. - А Маслоу – первый придурок, - заметил он с убеждением. – Что у него на первом месте? Секс и жратва. Чушь собачья! На первом месте – страх! Ни одна антилопа не сможет думать о жратве или о сексе, когда за ней гонится лев. Страх – это первое, что движет любым живым существом. И человеком в том числе. – Он покосился на Эсфирь. – Скажешь – не так? Вот мы проехали один пост, а впереди ещё будут. Можешь спокойно думать о чём-то другом, когда подъедем к очередной ДПС? Не факт. Говорить девчонке о том, что в следующий раз их остановят обязательно – Кевин не стал. А вывод напрашивался просто: когда они проезжали – один из патрульных оглянулся, вполне прицельно оглянулся, на номера. И поднёс ко рту нечто, в чём легко было опознать рацию. Поэтому их так легко и пропустили. До следующего подобного поста никуда они с шоссе не съедут. А если съедут – ещё хуже, потому как цепкий на такие вещи полицейский их номер уже передал. И получится вопрос: «Куда это вас, граждане, на ночь глядя, занесло с дороги и по какому случаю?» «Ладно, решим проблему», - беспечно подумал Кевин.
Эсфирь Минц: Становилось попросту интересно. Эсфирь охватил давно знакомый по спорам со Скрипачом азарт - как сказать то, что хочется, но при этом удержаться на самой-самой грани дозволенного и не выдать себя ни словом, ни жестом. Оппонент ее, похоже, в таких диспутах натренирован не был. Джонни в самом начале за такие вот "провалы" отбирал с садисткой улыбкой сигареты и отправлял на кухню, перемывать посуду и размышлять о тщете всего сущего и грамотном конструировании фраз. - С точки зрения банальной эрудиции... - она хихикнула и склонила голову набок, внимательно глядя на Кевина. - После всего, что ты сказал, следующего поста бояться следует именно тебе, поскольку мне за побег из дома грозит внушение ремнем по чувствительным частям тела. Неприятно, конечно, но, скорее всего, не смертельно. А вот тебе, если я вдруг заинтересована в том, чтобы тихо-мирно и почетно сидеть внизу, грозит что-то куда более опасное. Со страхом сама Эсфирь свыклась ой как давно - так привыкаешь существовать с зубной болью или с постоянным недосыпанием. Забыть о них невозможно, но через некоторое время обнаруживаешь, что при должной сноровке можешь не обращать особенного внимания и не слишком-то от этого зависеть. Так, общий фон для всего, что ты делаешь. - И Маслоу прав. Жрать захочешь - полезешь и под дула автоматчиков за жратвой, поскольку страх-страхом, но жить-то хочется! Смысл его пирамиды в том, что пока ты не удовлетворишь потребности более низкого ряда, мысли о верхних будут вполне преодолимы. А о всевозможных феноменах, когда жажда самоуважения и самореализации заставляет забывать о жратве и безопасности и говорить-то глупо, поскольку исключения эти, во-первых, лишь подтверждают правило, а во-вторых - очень мало живут... А для подтверждения своей правоты честно тебе признаюсь, что при всех возможных неприятностях думаю я в основном о том, что курить охота. Может, и не спокойно, а очень даже беспокойно - но все же о сигаретах, а не полицейских. Конечно же, от таких монологов и родителей Эсфирь тоже хватил бы удар на месте, причем вполне обоснованный. Именно поэтому домой она последний год звонила редко, быстро сообщала что жива-здорова да и то, всем разговорам предпочитала краткие телеграммы с поздравлениями по торжественным датам. Пока Малявка числилась в ливерпульском филиале "Иглы", она еще редко-редко встречала мать и отца на улицах, но у четы Минц хватало ума делать вид, что все в порядке и не затеивать скандалы при всем честном народе. Отбытие в Лондон свело на нет и эти короткие встречи. Эсфирь не знала, подозревали ли они что-то. Скорее всего - да. Но очень хотелось верить, что ее территориальная и информационная изолированность в случае чего выведет родителей из-под удара.
Кевин: - Вот и ответ на вопрос: если жратва становится остро принципиальной с точки зрения продления жизни – опять-таки можно сказать, что не жратва впереди, а страх эту самую жизнь потерять. – Кевин пожал плечами. – А курить бы тебе не хотелось, если бы ты на сто процентов была уверена, что следующий ДПС мы не проскочим. К тому же, ремень – не самое крайнее, чего стоит бояться, особенно если с ним уже знаком и, как ты верно заметила, знаешь, что в принципе – это не смертельно. Ничего особенного я не говорю, кстати. Во всяком случае, ничего такого, за что лично меня можно отправить в психушку или куда ещё подальше. Всё это двадцать раз психологи сказали. – Он покосился на свою попутчицу и попытался решить вопрос: сколько ей лет? Не решил, потому и отложил на время. – А вот насчёт внушения по чувствительным частям тела – так это и я могу устроить. А что? Ремень и у меня имеется. А спросят – скажу, что проводил разъяснительную работу о вреде курения. Кевин фыркнул, представив себе эту картину. «Разборки на дорогах, часть первая (она же последняя)». Собственно, он не нанимался блюсти чью-то нравственность, тем более, убеждать сдуру сбежавших из дома подростков в том, что курение сокращает жизнь. Да и при нынешнем мусоре в головах у оных подростков до состояния рака лёгких они просто не доживут. Кевин открыл бардачок и вытащил помятую пачку, протянув её девчонке. - Всё одно раньше голову снесут, если будешь продолжать в таком же духе, - прокомментировал он. – Зажигалка вон, в углу. Небольшая металлическая зажигалка была зачем-то приклеена скотчем к самой боковине ветрового стекла. Судя по всему, периодически её отклеивали и приляпывали обратно на тот же самый обрывок скотча, так что держалась она еле-еле. Сигареты оказались дешёвые, курил Кевин чем дальше – тем меньше. Жажда самоутверждения при помощи сокрытия своей персоны за облаками дыма прошла некоторое количество времени назад. А пристраститься к куреву по-настоящему Кевин не успел. Слишком был увлечён машинами, что само по себе заменяло очень многое. - Травись на здоровье, - щедро предложил он, размышляя о том, как бы половчее проскочить следующий пост. Идей было несколько, но при трезвом размышлении полагалось оставить одну, самую приемлемую и простую. Потому как сложносоставные и многоходовые операции редко доводились до удачного финала.
Эсфирь Минц: - На роль ангела-хранителя метишь? - ехидно поинтересовалась Эсфирь, с наслаждением затягиваясь. - Хренителя... Хоронителя... А во правой руце его ремень, а в левой - зажигалка. А что, впечатляющи образ, между прочим. Просто БДСМ. Ну, а если серьезно - то спасибо большое. Второй раз за день, фактически, спасаешь. Я так в людей верить начну... Сизые клубы дыма бесшумно утекали в вентиляцию. А в целом, между прочим, Кевин был прав - Эсфирь просто нутром чуяла, что в этот раз все закончится благополучно, и приедет она в Лондон живой-здоровой, и передаст нужную информацию. Правда, скандал с обличениями все равно устроит, ибо риск, конечно, дело благородное, но только когда он оправдан, а не является порождением чьей-то дурости и недальновидности. Закатит, вестимо, не Джонни - этому-то на подобные выпады было всегда положить с большим прибором, он, судя по всему, и не такое видал. Вот что Эсфирь всегда восхищало в Скрипаче - так это его феноменальное, фантастическое спокойствие. Уже, кажется, чуть ли не в дверь стучат, все по потолку бегают - а он сидит себе на кухне да со Шпалой ругается как лучше текст с иллюстрациями компановать в листовках. И сразу становится спокойно-спокойно, и верится, что все обойдется, минует, пройдет стороной... Потом за эту уверенность пришлось платить слишком высокую цену, но кто же знал, кто знал?! Впрочем, даже если бы и знали - все равно самые лучшие не свернули бы, нашли бы в себе силы уже сознательно пройти весь этот путь от начала до самого конца. До тупика. До стенки. Следовало подумать и взвесить все. Ее негаданный спаситель, вполне возможно, ход мыслей имел для правительства безопасный, но вот понимал ли он на самом деле, к чему могут привести подобные разговоры? - Кевин, вот ты с такой уверенностью рассуждаешь о том, что не говоришь ничего такого, за что можно... - девушка сделала неопределенный жест рукой. - А ты представляешь, как можно вывернуть наизнанку и истолковать любое, абсолютно любое высказывание человека? Да даже цитату можно перевернуть с ног на голову, если хитро соотнести с интонациями, выражением лица и временем произнесения. Причем я сейчас говорю о речах идеологически выдержанных и ни с чем не противоречащих... А что касается любой, понимаешь, любой фразы, как бы то ни было обсуждающей действия... - она грустно уставилась за окно. - Ладно, противная тема, ну ее куда-нибудь подальше. Просто аккуратнее. Мрази вокруг полным-полно. Основная заповедь: если есть хоть тень сомнения в собеседнике - говори по погоде либо вообще молчи. Знавала Эсфирь и случаи, когда люди исчезали бесследно и после невинных обсуждений несъедобной синтетической жратвы. Официально полагалось строить из себя благостных идиотов, а еще лучше - таковыми и являться, и только тогда была хоть какая-то надежда на безопасность. Малявка, правда, уже довольно сильно сомневалась, понимает ли она истинное значение этого слова.
Кевин: «Довели страну, блин!... Сидит рядом с тобой детка… хотя, может, и не детка, и проводит разъяснительную работу на тему того, что и как можно говорить и в каких количествах! А знаешь, деточка, кому быстрее поверят: мне или тебе? Не факт, что поверят хоть кому-то, кстати. Гораздо легче перепроверить. А если в процессе этой перепроверки нас с тобой (случайно) шлёпнут – спишут на издержки делопроизводства…» Как хорошо, как просто было спрятаться, уйти, послать всё подальше и жить только машиной, трассой, от поворота до поворота, старт, финиш, клетчатый флажок… Он ведь проработал всего несколько месяцев, а узнал больше, чем за все предыдущие 20 с лишним лет. И большая часть этих знаний, как ни компануй, в голове не укладывалась. Ну, с тобой самим всё понятно, а эта-то малявка куда метит? Эк развернула про цитаты и способы их изложения. «Мрази…» Мрази всегда и везде много. Факт. Но ты-то в каком краю научилась так гладко излагать все эти полезные и нужные с точки зрения самосохранения истины? Кевин подумал, что работа явно не идёт ему на пользу. Раньше он рассмеялся бы на все эти рассуждения и отмахнулся от них. А сейчас… Сейчас возникло желание остановить машину и как следует потрясти эту девчонку на предмет того, откуда она понабралась всех этих совершенно не детских речей. Хотя, и так понятно. И речи как раз вполне детские. Потому что будь рядом с ним взрослый человек – молчал бы до самого Лондона в тряпочку. Кевин тряхнул головой, отгоняя все эти мысли. Не о том нужно было сейчас думать. - Ангел-хранитель из меня вряд ли получится, - сказал он вслух, сбрасывая скорость. – Но кое-что могу, если будешь вести себя аккуратно и без самодеятельности. Подъезжаем… К чему именно они подъезжали – Кевин не уточнил. Все посты на этой дороге он знал наизусть. Меньше их не становилось, только больше. Но вот конкретно сейчас – решающий. Потому что именно здесь его машину ждали. Если удастся без приключений миновать этот – дальше можно расслабиться и получать удовольствие от езды и умной беседы. Они сейчас спускались с едва заметного возвышения, но этого было достаточно, чтобы разглядеть в подробностях, что конкретно ждёт впереди. ДПС здесь располагалась стационарно, хотя вокруг – только чисто поле, да посадки по сторонам от дороги. Как на зло, ни одной машины у поста не стояло и парочка патрульных бесцельно убивала время, торча у самой дороги и поджидая, когда очередная жертва окажется в пределах их досягаемости. Кевин ещё сбавил скорость, оглядываясь на придорожную растительность. Но вместо того, чтобы ехать себе дальше, вполне пристойно остановился метрах в пятидесяти от поста. И похлопал себя рукой по карманам. - Тьфу! Удостоверение же в пиджаке оставил. Вот что, - он повернулся к Эсфирь и сказал совершенно невинным тоном. - Сходи пописай. Вон в те кустики. – После чего уже другим, конкретно-указательным, хотя и намного тише, добавил: - Потом спокойной возвращайся и садись в машину. И всё! Понятно? Не дожидаясь ответа, он вышел и хладнокровно направился к багажнику. Отыскал там пиджак и переложил удостоверение в карман куртки. После чего, кивнув своей попутчице, направился к уже любопытствующим в их сторону полицейским. - Добрый вечер, сержант. – Поздоровался он первый, не дожидаясь вопросов. И небрежно, а главное, не спеша, вынул удостоверение и сунул его под нос ближайшему полицейскому, в котором и разглядел оного сержанта. – Как обстановка? Патрульные сунулись по очереди в документ, который Макнамара, естественно, в руки не отдал, потому что отдавать такой документ в чужие руки не положено. Потом старший покосился на машину, а ещё точнее, на исчезающую в кустах Эсфирь. - Сегодня тихо. Простите, сэр, а кто с вами? Кевин позволил себе на пару секунд опустить взор куда-то в сторону асфальта. Но потом поднял голову и честно посмотрел на сержанта. - Да я тут с выходных возвращаюсь. В общем, сами понимаете… Один из патрульных понял сразу и хмыкнул. Второй было собрался переспросить, но и до него дошло. - Вообще-то, стоило бы… - начал он. А второй вставил: - Развелось их по дорогам. И ведь не боятся ничего! - Сержант! – Кевин смотрел снизу-вверх, склонив голову на бок и прищурив один глаз. Если учесть, что ростом он был выше сержанта примерно на пол головы, получалось нечто среднее между смущением, непосредственностью и надеждой на взаимопонимание. – Вы ж понимаете. И потом, зачем вам лишняя забота? Дотащу до Лондона – там всё равно никуда она не денется. Полицейский покачал головой, состроив на лице нечто отдалённо напоминающее отеческую заботу. Игру он принял. - Вы бы поаккуратнее, сэр, а то и влететь недолго. - Да я запасливый, - тут же похвастался Кевин, чем вызвал усмешки у обоих. А от чужих усмешек осталось только покраснеть и окончательно засмущаться. - Смотрите, узнают про ваши шалости… - предупредил один полицейский. А второй добавил: - Не дело, конечно, ну да и мы когда-то молодыми были. - Спасибо! Крайне счастливый, Кевин разулыбался и направился обратно к машине. Вспомнил, что так и держит в руке удостоверение и сунул его поглубже во внутренний карман.
Эсфирь Минц: Заняв вновь выжидательную позицию пузом к земле, Эсфирь наблюдала, насколько позволяла растительность, происходящее на посту. Услышать ничего, к величайшему сожалению, не удалось, и мыслей в голове было несчетное множество, особенно когда девушка увидела, что Кевин совершенно спокойным шагом направляется к автомобилю и не похоже, чтобы доблестные постовые решили устроить ему шмон даже самый поверхностный. Вот поди теперь, разбери в честь чего такая покладистость блюстителей порядка! То ли подвозил ее кто-то из силовиков... Но эту мысль, по здравому разуменю, Малявка отмела в сторону - мало было похоже. Любой силовик не то что сам бы не стал такие речи вести хоть бы и в целях провокации, так еще и ее бы сдал на первом же посту. Им, вроде как, по уставу пологалось законопослушное и морально безукоризненное поведение. Значит водитель удивительной машины решил проблему, к вящему удовольствию всех, самым простым и действенным способом: финансовым. Эсфирь представила сумму и присвистнула. А потом представила, каким образом отрекомендовали ее персону, явно замеченную, и, стараясь не рассмеятся в голос, поднялась на ноги и, помятуя о запрете на самодеятельность двинула к машине. Очень хотелось для поддержания роли, а больше из озорства послать постовым томный воздушный поцелуй, но, по счастью, она сдержалась. А метод, конечно, стоило взять на вооружение. Знающие и многомудрые люди говорили, что таким способом вообще можно решить чуть ли не любую проблему, да и жизненный опыт подсказывал, что оно скорее всего так. Еще немного снизить и без того невысокую моральную планку - и хоть по всей Англии без документов рассекай, никаких проблем! Эсфирь, старательно глядя в асфальт так, чтобы волосы закрывали лицо, добежала до машины и, неслышно закрыв дверцу, вздохнула. Следовало признать, что она таки докатилась в своих революционно-свободолюбивых изысканиях. Причем было нехорошее подозрение, что докатилась частично куда-то не туда, куда следовало бы. Но эти мысли следовало отмести сразу и окончательно - в конце-концов для моралите и лекций о нравственности существовал Джонни, умевший при желании быть восхитительным занудой с уклоном в ханжество. Эсфирь делала свою работу и делала ее безупречно, а что касается методов - так цель оправдывает средства, не так ли? Оправдывает. Любые. Без комментариев. Когда пост скрылся за горизонтом, девушка оторвалась от созерцания собственных рук. - Сильно на бабки попал? - сочувственно поинтересовалась она у Кевина, чиркая зажигалкой. - Я могу вернуть, если что, ты ж не нанимался еще и оплачивать мое школьное инкогнито. И только сейчас она с запоздалым ужасом поняла, что чуть не подставила ни в чем не повинного мужика по полной программе. Она там в кустах отлеживалась, вполне в состоянии раствориться в случае чего на местности, а рюкзак с ворохом компромата мирно лежал на заднем сиденье автомобиля и всем своим потрепанным видом буквально взывал "Досмотри меня!". На лбу выступила испарина и огонек сигареты предательски задрожал.
Кевин: Вот за что его сразу полюбили его новые начальники – так это за внимательность и умение делать выводы. Чего она так запоздало испугалась? А ведь испугалась, факт. Пост уже проехали, никто в её сторону толком даже и не посмотрел. И, кстати, это интересная мысль, насчёт денег. Почему-то трясти удостоверением перед носом у своей странной попутчицы Кевину не хотелось. А почему – он и сам не знал. Значит, вот она – задачка, которую нужно решить: запоздалый страх – это просто внешняя реакция, которая прорвалась-таки наружу, или это что-то большее? Хотя собственно, зачем ему решать какие-то задачки сейчас? Едем себе – и едем, никого не трогаем… Кевин позволил себе снисходительно усмехнуться. - Вот если бы кто-то из них всё-таки подошёл, разглядеть твою персону с близкого расстояния – пришлось бы действительно выложить всё, что есть, - заметил он. – Потому как на совращение малолетних даже в нашей стране смотрят не слишком положительно. Но по счастью, далеко не каждый мужик вот так, при свидетелях, пойдёт подсматривать за женщиной, если знает, за чем конкретно она полезла в кустики. Нравственность и правила приличия всегда прямо пропорциональны количеству свидетелей. Ну, положим, ему особо бояться нечего. Подумаешь, подобрал малолетку и подвёз до Лондона. Если и будут вопросы, всегда можно сослаться на десять обстоятельств, вплоть до того самого, которым он только что пудрил мозги постовым. Хуже было бы, если бы у девчонки нервы не выдержали и она сиганула бы прятаться. Хотя тоже объяснимо: побоялась, что всё-таки не пропустят – вот и предпочла тихо смыться и поискать другую попутку. Хотя, куда бы она делась без вещей… Кстати, а рюкзачок-то на заднем сидении так и лежит, по соседству с его галстуком. Догадка была смутной, но и конкретной: а может, его попутчица боится, как бы кто не заглянул в её вещи? Мало ли что школьница (если она действительно школьница) может таскать с собой, особливо если учитывать образ её собственных мыслей. М-да… А может она таскать всё, что угодно, начиная от раскопанных где-нибудь запрещённых книжек, до случайно сорванной со стены листовки. «Себя вспомни, - посоветовал Кевин. – Чего только ты не прятал среди школьной макулатуры, от сигарет до выловленного из речки ржавого пистолета»… Честно – он не понимал, зачем нужно отслеживать каждую книжку и каждую бумажку? Особенно среди молодёжи. Вон среди компании гонщиков что только ни говорили и что только не читали. По большей части чтобы выпендриться. А мозги всё равно были в моторах, машинах, дорогах и т.д. и т.п. А уж среди студентов… Хотя, пропадали же люди. Может быть, ему просто везло и среди его личных знакомых за всё время учёбы ни один не исчез, не оставив адреса? Но Кевин не относился к людям, упорно затыкающим уши и закрывающим глаза на всё, что происходит странного и зловещего. Хотя, только попав по протекции папочкиного знакомого на свою теперешнюю службу, он понял, до какой степени зловещие на самом деле дела творятся. Его личный кодекс чести никак не мог смириться с этими самыми делами. Но то, что он понял сразу и безоговорочно: если не засунешь куда поглубже свои принципы – тебе же хуже. Одна отрада – поговорить со случайной попутчицей, с которой они расстанутся, едва дотащатся до Лондона и скорее всего больше никогда не встретятся. Никаких фамилий, никаких встреч в будущем. - Думаю, больше нас останавливать не будут, - сказал он. – Так что можно продолжать вести умные беседы о смысле жизни. Кстати, там сумка позади, на полу. Правда, кроме пива и бутербродов у меня ничего нет, но если хочешь – угощайся.
Эсфирь Минц: - Не такая уж я и малолетняя! - обиженно надула губы Эсфирь. Сосредоточенное муссирование внешнего образа дитяти давалось ей без труда - благо комплекция и детская нежность черт лица позволяли изображать из себя мечту педофила - но периодически это надоедало. Хотя Джонни и прочих старших, настаивавших на таком антураже, понять было можно: это во многом упрощало некоторые задачи, поскольку уровень подозрительности, направленной на взрослого человека или, тем более, студента, был неизмеримо выше уровня, с которым наблюдали за подростком. Вот даже и сейчас - насколько больше бы было напряженности и потенциальных проблем, ежели бы мисс Минц выглядела так же, как и большая часть своих сверстниц, уже вполне себе оформившихся по всем статьям и чей возраст становился заметен только при разговоре. С Эсфирь же все было в точности до наоборот - ей и тринадцать-то лет давали нечасто, пока она рот не раскрывала. Но была у медали и обортная для самой Малявки сторона - ее редко воспринимали всерьез кроме как на выполнении задания, а Скрипач, как подозревала сама Фирелэ, будь его воля, так и вообще следил бы, чтобы она по утрам пила молоко и сладкое получала только после обеда. И вот это было обиднее всего. В конце-концов, как рассуждала сама Эсфирь, одна из лучших связных по Лондону имела право рассчитывать на что-то большее, чем снисходительно-покровительственное "Молодец, деточка". "Деточка"! Сам он "деточка", а у нее, между прочим, любовников было предостаточно, чтобы ее мама, узнай она об этом, заработала бы себе инфаркт на месте! Где-то на краю сознания болталась неоформленная мысль о том, что, возможно, все это было попыткой доказать кому-то, что она уже большая девочка и вполне заслуживает немного больше уважения, но Эсфирь никогда не занималась вдумчивым анализированием собственных поступков и мотиваций. - Хотя, конечно, бьют не по паспорту, а по лицу. - отметила она справедливости ради. Анализ собственных ощущений показал, что есть захочется, в лучшем случае, только к завтрашнему дню - на нервной почве аппетит пропал напрочь. Да и пить что-то алкогольное, по здравому разумению, тоже не стоило: несколько таблеток, выпитых с утра пораньше для тонуса худо-бедно пережили несколько глотков бормотухи, но вот мешать их с пивом было бы чревато. Эсфирь была падка на всевозможные эксперименты с собственным сознанием, но не до такой степени, чтобы положить с прибором на инстинкт самосохранения. Мало ли как это могло повлиять на ее способность не говорить совсем уж лишнего! - Спасибо, но я лучше в Лондоне и лучше - чаю... А то прилепят тебе сверху еще и спаиванье малолетних с последующими кровожадными целями. - не удержалась она подпустить шпильку. - И на вопрос "Как дела?" придется отвечть "Шьются". В "Игле" это была стандартная формула приветствия. Ко всему происходящему следовало относится с юмором, иначе был риск погрязнуть в великой депрессии или большом маниакале, чем свести всю работу к обыденной для интеллигенции саморефлексии. - А что до смысла жизни, так он, если брать высшие философские уровни, прост: "Живи и дай жить другим". А если спустится из заоблачных высей, то еще проще: "Жри, и да не будешь сожран". Если не совать свой нос дальше этих многовековых мудростей, то будет тебе счастья полный воз, бесплатно и без последствий. А во многих знаньях - многие печали, Экклезиаст-то не дурак был. Куда как привлекательная схема, психиатры середины прошлого века это понимали, но потом пришли Демократические Ценности и, как обычно, все опошлили.
Кевин: - Так. – Машина притормозила, съехав на обочину. – Деточка! Тебе сколько лет? – спросил Кевин, внимательно глядя на Эсфирь. – Ну, не важно… Вот ты мне объясни, какого фига ты нарываешься? Кто-то, мне помнится, говорил, что нужно помалкивать и держать язык за зубами, потому что вокруг мразей всяких полно… «Таких вот, вроде тебя»… Он вдруг, совершенно неожиданно, люто возненавидел эту свою должность, чьи бы то ни было протекции, демократов, полицейских, всю эту страну… Да не вдруг. Просто с того момента, как ему выдали это идиотское удостоверение и он понял, что собой уже быть не дадут – он уже тогда всё это возненавидел. Просто сейчас и здесь, на этой дороге, после встречи с родителями и посте всех этих речей наконец сам себе признался, кто он есть. И это откровенное признание вдруг вылилось в настоящую вспышку ярости. На себя, на отца. На всех! - Может, я – та самая мразь и есть? – спросил он у девчонки, будто она могла дать ему ответ на этот вопрос. – Не веришь? На, смотри. - Он вытащил удостоверение и сунул ей в руки. – Внимательно смотри. Мне с самого начала было положено вытребовать с тебя документы, а заодно посмотреть, что там в твоём рюкзаке, из-за которого ты так дёргаешься! Он постарался глубоко вздохнуть, стиснул зубы и отвернулся, глядя на пустынную дорогу. Не к Эсфирь была обращена его ярость. Не заслужила ничем эта девочка, чтобы он на неё кидался. Не в ней была беда и не от неё. - Я бы мог всю жизнь заниматься тем, что мне нравится, машинами этими долбанными… - Теперь он говорил тихо, словно сам себе наконец-то признавался вслух в том, чего никак не хотел признавать. – Какое мне дело до того, что где-то кого-то по лицу, а не по паспорту… Так ведь нет, «человек должен выполнять свой долг». Кому? Какой долг? Сунули меня в это дерьмо с головой!... Спасибо папе. И ждут, что я должен сопеть от радости. Иди, лови революционерок сопливых по дорогам. Фильтруй базар, особенно чужой, мало ли что ценное услышишь. Глядишь, годика через два и превратишься в такого вот урода, который будет визжать от восторга, если дали кому-нибудь проехаться дубинкой по рёбрам… Со вздохом, больше похожим на стон, он опустил голову на руки. Бессилие что-то изменить – вот что это было. Отказаться? Сказать, что даром тебе не нужна эта служба? Ага, и пусть делают, что хотят! Но ведь не сказал. Не посмел. А ради чего говорить? Ради того, чтобы вот так, ночью посреди дороги, не было стыдно перед какой-то малолеткой? Да уж, Макнамара! Патриот из тебя никакой. - Идиотизм… Сдохнуть – и все концы, - проворчал он, выпрямляясь. Потом завёл мотор и выехал обратно на трассу. – Забей. – Это уже относилось к Эсфирь. – Считай, что никто ничего не слышал. Я, конечно, мразь, но не до такой степени.
Эсфирь Минц: "Только спокойно, только без паники... Сейчас главное - решить, кого убивать: себя или не себя" Надо отдать должное, невозмутимое лицо Эсфирь сохранить удалось даже при всем кровавом многообразии картинок, промелькнувших единомоментно в голове, когда в руках у девушки оказалась самая, пожалуй, страшная вещь во всей стране - стильная кожано-металлическая "корочка" с алым крестом. Недрогнувшей рукой - аж сама удивилась такой выдержке! - Малявка вернула удостоверение сотрудника "Пальца" в карман куртки оного сотрудника. Хотелось отмотать ленту событий на несколько часов назад, да так и остаться лежать животом вниз в чахлой пригородной поросли, не ввязываясь в сомнительные авантюры с автостопом и страдающими от избытка совести фингерменами. Раствориться в просоленной ливерпульской земле, забыть про все и всех... Впервые, пожалуй, за всю свою жизнь Эсфирь видела опасность так близко и такую настоящую. В голове было пусто и звонко и только одна мысль "Влипла!" лениво витала где-то на грани сознания, уже начавшего ускользать. "Только без паники! Без паники-без паники-без паники... Испуганный человек - побежденный человек." Ну не было это провокацией, не было, она готова была ручаться всем, чем угодно, весь опыт ее ухождения от опасных разговоров и игры в дурочку подсказывал это. Видела Эсфирь настоящие провокации, и даже профессиональные - ни один провокатор не стал бы изрекать крамолу первым! В его задачи входило довести объект до той кондиции, когда он настолько верит провокатору, что сам несет невесть что, и тому остается только подыгрывать да апплодировать... А то иначе не в меру умная жертва изысканий "полиции мыслей" при должном уме развернет это наоборот и выставит за собственную провокацию, и напишет содержательный донос, и что потом с этим делать... А водителя этого несчастного, пусть и из фингерменов, сорвало по-настоящему, видать, допекло здорово. Оставалось только ломать голову, куда же их отдел кадров смотрел, что он до сих по не стал объектом работы своих же коллег... Раз уж такая бурная реакиция на самые невинные и туманные формулировки. Парня было жалко, просто по-человечески. Можно было предположить, насколько несладко будет человеку, у которого в такую открытую конфронтацию вступают идеология внутренняя и идеология внешняя. - Санта-Клаус! Я вижу тебя и теперь знаю, что ты действительно есть! Да, мой мальчик, и теперь я должен тебя убить. - тихо и задумчиво произнесла Эсфирь, снимая с пояса флягу и делая основательный глоток. - На вот, выпей, мозги эта пакость прочищает знатно. - девушка протянула флягу Кевину, мрачно уставившемуся на черную ленту шоссе Молчание, повисшее в салоне автомобиля было гнетущим и, если честно, попросту страшным. Чего от него можно ожидать - было совершенно неясно. - Ну кончено, сдохнуть, во славу чего-то... Или там, во имя кого-то. Предварительно отключив способность думать, для пущей уверенности-то. - Малявка саркастично усмехнулась. - Ну и толку-то от такого непротивления злу насилием. Ах да, мы же ведь и представить себе не можем, на что способно изнасилованное зло. А в результате - ты даже и в рамках задания до полусмерти боишься не то что сказать - а даже и подумать! "О том, насколько среди Гоморры, на чертовом колесе глядится мразью любой, который занят не тем, чем все..." - Эсфирь протянула руку и слегка коснулась волос Кевина. - Вот такое вот кино и получается. Ровно такое, какое сами выбираем. - она вздохнула. - И потом еще полгода теряться в догадках, написан ли донос или пронесло. Все это было тем более тоскливо, что Эсфирь совершенно не знала, чем вся эта история закончится, особенно в свете того, что до комендантского часа в город они не успевали, даже если у водителя по неведомым причинам оказалась бы мотивация не сдать Малявку на следующем же ДПС. Что, кстати, было вполне возможно.
полная версия страницы